Василий с удивлением взглянул на Мороза. Нет, в этом1
человеке было что-то такое от романтики. Шалопай и вдруг — памятник «Женщина»…— Знаете что, — снова оживился Мороз. — Пойдемте в клуб маслозавода. Там сегодня танцы.
— Что ты, Жан, уже поздно,^— взглянул Василий на часы. — Сходим как-нибудь в другой раз.
— Правда, Ваня, — сказала, словно попросила извинения, Рийя, — уже двенадцатый час.
— Как хотите.
Взгляд у Мороза потух. Он неестественно громко рассмеялся, вытащив и снова положив в карман какую-то брошюру.
— Ты не сердись, Ваня, — тихо попросила Рийя.
— Кому это нужно?
Расстегнув полупальто, он уступил молодоженам дорогу и зашагал в ночь.
— Что это он? — пожал плечами Василий.
— Оригинальничает, как всегда, — ответила Рийя. Они пошли домой. Василий рассказывал о своем
детстве, о том, как ему было трудно, когда мать осталась одна, о своем нынешнем счастье.
Рийя вслух мечтала о будущем.
2
К Морозу вялой походкой подошел Равиль Муртазин и покровительственно похлопал по плечу:
— Пришел, «Кому это нужно»?
— Чего тебе? — хмуро отозвался Жан.
— Дело есть.
— Мифическое?
— Почти.
— Топай.
— Я серьезно.
— Топай! — побагровел Мороз.
Равиль струсил — задом втиснулся в танцующие пары и исчез где-то посередине зала.
Мороз направился к музыкантам. Они сидели около сцены, в углу, отгороженные несколькими стульями. Недалеко от них стояли Эргаш и Жора. Жора, наверно, выпил. У него было мокрое красное лицо. Эргаш хмурился, нервно разминая в руках папиросу. Он за кем-то следил.
— Трудимся? — кивнул Жан музыкантам.
Барабанщик — молодой, длинный парень с усиками — подмигнул ему и заходил на стуле, колдуя над тремя барабанами.
— Вихляешься? Кому это нужно?
— Публике!
— Какая тут публика? Та-ак, — обвел взглядом расходившиеся пары Мороз. — Ни одного порядочного человека не видно.
— Что-то ты сегодня не в духе, — заметил аккордеонист.
— Думаешь, от вашей музыки будешь в духе?' От нее, как зверь, завоешь, иль заплачешь, как дитя… Что вы сейчас исполняли?
— Вальс, — ответил аккордеонист.
— Миф. Люди танцевали рок-н-ролл…
Позади Мороза засмеялись. Это взорвало пианиста — толстого, маленького мужчину с выкрашенной гривой взлохмаченных волос:
— Что ты понимаешь в музыке, утюг?
— Столько же, сколько и вы. Только я не играю и не порчу нервы слушателям. Было бы неплохо, если бы вы пошли в. грузчики. С вашей комплекцией стыдно сидеть среди этих усатеньких птенчиков…
— Да как вы смеете?! — закричал пианист.
— Не надо шуметь, маэстро. Кому это нужно? Поберегите свои нервы, иначе вы не сможете сыграть рок-н-ролл, то есть, простите, мифический вальс, под звуки которого люди корчатся, как дикари.
В толпе снова раздался смех.
Пианист заметался за стульями, пытаясь пробиться к Морозу.
Кто-то с восхищением произнес:
— Ну и Мороз. Ну и «Кому это нужно»! Артист!
Равиль, оказавшийся в толпе, выпятил грудь:
— Мой друг. Ясно?
— Неужели он дружит с тобой? — заметила маленькая курносая девушка.. — Ты же без водки шагу не шагнешь.
— Научился пить у него, — продолжал хвастать Равиль.
Пианист, наконец, раздвинул стулья и, оказавшись в толпе, заорал:
— Дружинники! Дружинники!
Аккордеонист и барабанщик подошли к нему сзади и, взяв под руки посадили на прежнее место.
— Я ему покажу! Я ему покажу дикарей! — повторял пианист запальчиво.
Мороз не слышал этой угрозы. Он уже шел к Эргашу и Жоре, около которых стояли Рита Горлова и сильно накрашенная женщина, лет тридцати пяти.
— Привет возмутителю спокойствия! — увидел Жана Шофман.
Мороз не удостоил его взглядом. Он галантно раскланялся перед Ритой и ее подругой:
— Царицам бала мое глубокое почтение!
— А, Жанчик, — заулыбалась Рита. — Здравствуй. Как я тебя долго не видела.
— Кому эго нужно? Достаточно, что ты видишь Эргаша и его апостолов.
— Верно, — согласился Каримов. — Хочешь выпить?
— Кто же упивается в такие чудные вечера. Звездный снег, музыка, женщины…
— Ты начинаешь портиться, Жанчик, — заметила Рита.
— Сеньора, у вас превратное понятие обо мне.
Заиграл оркестр.
К Рите подошел Анатолий. Мороз брезгливо сощурился: миф, а не танцор. Он отвернулся от него и увидел, как несколько пьяных парней направилось к группе девушек, стоявших у Окна. Самый высокий, с папиросой в зубах, схватил за руку молоденькую блондинку и потащил в круг танцующих. Она стала вырываться.
— Помогите!
Музыка оборвалась.
Длинный хлестнул отборной матерщиной.
— Играйте!
Заиграл один пианист. Остальные не стали.
Вдруг по залу, будто холодный ветер, пробежал и тут же умолк говор. В дверях показались трое Дружинников — две девушки и мужчина. Они направились к длинному. Тот замер, держа руку девушки. В налитых кровью глазах заблестели бешеные огоньки.
— Отпустите ее и пройдемте с нами, — потребовал мужчина.
— Больше ничего не хочешь?
— Дай ты ему, Якорь, чего он к тебе пристал, сексот несчастный, — посоветовал один из дружков длинного.
— Подожди… Ты вот что, — обратился к мужчине длинный, должно быть, главарь компании, — оставь нам своих очаровательных спутниц и мы выйдем отсюда по-хорошему, без шума и прочих сантиментов.
— Пошляк! — гневно бросила чернявая дружинница.