На узкой лестнице (Рассказы и повести)

Лет пять назад он стал бы думать, искать причины столь немужских пристрастий. Если бы не нашел их, то придумал бы. Но жизнь меняется стремительно по всем направлениям. Другими стали и обувь и дома; другие вузы считаются престижными, и вовсе не какие-нибудь там строительные или авиационные… И чувства тоже, разумеется, изнашиваются.

Себя Виталий относил к консерваторам. В провинции особо не разгуляешься, не эмансипируешься. Да и биография тяжеловата: армия, завод со строгой пропускной системой. Кто этого не знает, тому не объяснишь. Но и это, разумеется, не все: с годами у Виталия все отчетливее обозначалась потребность разобраться в самом себе. Мало радости приносило сие занятие: такие открывались колодцы — заглядывать в них было не только боязно, но и неприятно. Как тут упрекнешь другого, когда в самом себе столько всего… В домашних делах запутался, а еще хочет над семейной повестью работать. И винить некого. Сам женился, никто не гнал. Попала под руку девчонка с часового завода, сборщица с конвейера. Поразила ее внешняя недоступность — нервное, страдающее, с оттенком легкого высокомерия лицо, привлекла ее модная одежда, джинсы, которые только начали свое победное шествие. Склонность к высокомерию поначалу воспринималась как неординарность, как чуть ли не причастность к избранным судьбой. Виталий стал чувствовать некую виноватость перед ней, необходимость взять на себя какие-то обязательства в отношении ее дальнейшей жизни. Она должна считать, что не промахнулась, что он тот самый. А время шло, и все вместе с ним шло своим чередом. В положенный срок издавалась книга, через положенный месяц в областной газете появлялась положительная рецензия; таким образом, завоевывалась еще одна положительная ступенька. Мысль насчет собственной избранности не пропадала, а несколько отодвигалась, приходилось ждать. А кто настроен на ожидание в наш стремительный век? Теперь каждый знает, что живет один раз, что он — личность, что обязательно надо сохранять себя. Даже если и нечего сохранять. И лучшие силы ума уходили на дела малостоящие — на увязывание всяких несоответствий между разумом и мелкими житейскими неустроенностями. И у нее и у него.

Виталий продолжал думать о своем, но ни на секунду не выпускал из виду того, что происходило в комнате. За окном стало светлее, погода менялась стремительно, как настроение неврастеника. Леонид рассказывал о рецензии, которую он недавно писал:

— Читаю начало — неплохо, дохожу до середины — хорошо, заканчиваю — совсем хорошо! После этого открываю книгу Анатолия Кима, а там — то же самое, но еще лучше.

Невеста засмеялась, захлопала в ладоши:

— Браво!

Леонид посмотрел на всех гоголем.

— Д-д-а-а, — прокряхтела Мария Владимировна. — Дела… А что, Виталий, по-прежнему водятся белки за окном?

— Водятся.

— Значит, не истребили еще… А дятел прилетает?

— Не видел.

— Прогнали, наверное. У нас это быстро делается: любой дурак запустит чем попало. А кто вам, Виталий, больше всего нравится из животных?

— Волк и ворона, — сказал Виталий не задумываясь. — Ворона — так это вообще что-то непонятное. Почему именно ей определена столь долгая жизнь? А вдруг тут есть какая-то связь с запредельностью? Это же не черепаха, это же ворона. Умна! А волк — почти демонстративная независимость. Это личность, которая все берет на себя.

— И еще змеи, — подхватила Мария Владимировна. — Змеи тоже большая загадка.

— Но взгляд волка никто не выдерживает. Конечно, конечно, если на равных, в поле. Встретились, допустим…

— А змеи тоже, будьте спокойны. В тех же условиях взгляд змеи вообще непереносим. Я была в Средней Азии, подтверждаю. Кстати, могу подарить сюжет. Эту историю я слышала от человека, которому можно верить. К одному солдату, когда он стоял на посту, стала наведываться змея. Свернется кольцом в отдалении, поднимет голову, и смотрит на него не отрываясь. Один, другой, третий раз. Уже система. А у солдата каждый раз, когда на него смотрела змея, все тяжелей и тяжелей становилось на душе. Чем дальше, тем хуже. Прямо тоска, хоть в петлю. Он рассказал о змее командиру. Сходили, проверили — нет никакой змеи. Посмеялись над солдатом, сказали: держать себя в руках надо. У нас ведь как — чужую беду руками разведу. Но только они ушли — тут же и появилась она. И смотрит, смотрит на него, не отрываясь. У солдата сдали нервы, он расстрелял все патроны и не попал, а змея и не шелохнулась. Тут начальство, конечно, поняло: с человеком что-то происходит. Перевели его на другой пост, километров за десять. Когда он остался один, сразу посмотрел в ту сторону, где должна бы находиться змея. И — я его понимаю — оцепенел, наверное, бедняжка: там лежала та же самая змея и, подняв голову, смотрела на него.

— Забавно, — вмешался Леонид.

Невеста тоже что-то хотела сказать, но Мария Владимировна продолжала: