На узкой лестнице (Рассказы и повести)

Там он развернул на кровати шуршащий лист оберточной бумаги и долго смотрел на новенький вишневого цвета телефонный аппарат. Четкими и выпуклыми были черные цифры на белом диске. Саврасов осторожно просунул палец в дырку и погладил цифру. Шершавая…

Потом он набрал девятку, и диск поехал назад с едва слышимым шорохом.

2

С той самой поры как заселили дом, Саврасов стоял в очереди на телефон и вообще значился под номером один. Но обскакивали его люди умелые: Лешка из таксомоторного, Клавка из продмага. В последние годы, слава богу, стали условия создавать, телефон вот провели, к магазину прикрепили. Чтобы питался лучше, чтобы жил дольше. И еще много всяких льгот. И он радовался — ведь до этого он считал, что испортил жизнь окружающим. Много ли проку от безногого, да еще с больным сердцем? Хорошо хоть в переплетной мастерской прижился, спокойная работа, от дома недалеко, в общественном транспорте давиться не надо. А жене и дочке от его работы… Им чего-то особенного хочется, а что можно сделать, если сидишь в переплетной мастерской? Где достать разные гарнитуры да паласы, да синие штаны для Машки? Штаны грубые, похоже, сшитые из мешковины, но работать за них Саврасов должен полтора месяца.

3

Дело было зимой, как сейчас помнит он покрытую инеем входную дверь и тогдашние свои раздумья, пока поднимался на пятый этаж: почему дверь не бухнула, как всегда, с треском и дребезжанием? Ему и хотелось пройти тихо-тихо: час был поздний, а он, Саврасов, был подогрет «пшеничной». Но дверь он не придержал, а она вдруг закрылась без грохота… Только одно могло быть объяснение: заледенели края и порог.

Саврасов долго звонил домой, потом стучал, потом снова звонил, даже испугался, не случилось ли чего с ними там? А вдруг забыли газ перекрыть? Но заскрипели наконец половицы, и в получившуюся от дверной цепочки щель он увидел половину лица жены, припухшее от сна веко, ее злобный глаз.

— Ты чего это растрезвонился?! — напустилась она, не снимая, однако, цепочку. — Ты чего это весь дом ставишь на ноги?!

— Давай открывай, не дури, — как можно добродушней сказал Саврасов.

— Вона чего? А ты ночуй, где был!

И дверь захлопнулась. Сначала Саврасову показалось, что жена просто шутит из воспитательных соображений. Но тут же он перепугался так, что вспотела спина и лицо обдало жаром. Он пустил звонок на всю длину, пока не занемел палец, а потом еще поддал протезом.

Дверь снова приоткрылась, из темной щели ему выбросили несколько газет, как это делала соседка этажом выше. А потом волчьей челюстью клацнула задвижка и на два оборота прокрутился замок. И Саврасов понял: стучи теперь, не стучи — все без толку.

Он собрал газеты, согнул их вдвое, чтобы стопка была потолще, и сел, спиною привалясь к стене.

Сквозь опущенные веки Саврасов чувствовал свет — невозможно яркая лампочка горела на лестничной площадке. Он успокоился: что произошло, того не поправишь, а значит, зачем попусту тратить нервы?

В последнее время он начал часто вспоминать Сашу Семенова, которого теперь уже нет. Бок о бок прошли они всю войну, а потом писали по праздникам друг другу открытки, все мечтали встретиться. Саврасов даже не мог представить, каким теперь стал Саша.

А потом Саша написал, что сильно заболел. Саврасов совсем было собрался к нему в Ярославль, но жена сказала:

— Ладно-то дурью маяться. Без тебя разберутся.

И на работе тогда людей не хватало.

Не поехал Саврасов и до сих пор простить себе не может этого, и никогда не простит, потому что вскоре после письма Саша умер. А ведь они вместе выходили из окружения, вместе били немца на Украине и в логове его. Адреса друг друга носили в карманах гимнастерок: мало ли, а вдруг не повезет кому…

И вот впервые в ту ночь, когда от ледяного бетона спасала пачка пожертвованных газет, Саврасов подумал: надо бы завести сберкнижку, хорошо защищенный тыл — великое дело, тогда жить будет не в пример спокойней, тогда, может быть, не придется прозябать вот так.

Вечером он врезал замок в дверь своей комнаты. Когда сгребал на бумажку мусор, жена уже устала, — не шумела она, не наскакивала на него лохматой собачонкой, лишь испуганно следила за ним издали, от телевизора.

А Машка ушла гулять.

4

Субботним утром, когда все были дома, пришел шустрый парень с чемоданчиком, в каких обычно носят инструмент.

— Здесь живет инвалид войны товарищ Саврасов?

Жена и дочка кивнули, очень удивленные осведомленностью парня, а Саврасов, который вышел на звонок, сказал:

— Это я.

— Я к вам из атээс. Телефон будем ставить. — Парень снял красивую куртку с многочисленными замками «молния», с россыпью сверкающих никелем пуговиц и остался в спортивном свитерке. — Куда вести проводку? — тут он обратился прямо к Саврасову.

— Ко мне в комнату, — ответил Саврасов.

В свою комнату — показать место для проводки — он пропрыгал, подобно птице; было еще утро, и он не успел прицепить протез.