На узкой лестнице (Рассказы и повести)

Кто знает, но наверное, установилась бы у Василия ровная спокойная жизнь, пришло в норму дыхание на его марафоне, бежал бы себе не спеша, и все больше глядел бы под ноги, и все меньше глядел бы по сторонам. Нечего смотреть по сторонам: ничего там интересного нет, это не стометровочки, когда несешься вдоль трибун.

Все бы шло своим чередом по простым и мудрым законам жизни, если бы не судьба Афанасия Овчинникова.

Они встречались в гараже каждый день — Афанасий работал слесарем, достаточно примелькался Василию, и Василию было ясно как божий день, что никогда и нигде их тропинки не пересекутся. Отношений между ними не было никаких, даже деловых: не понадобились друг другу. Бывает же так! Правда, чувствовал Василий иногда, как Афанасий смотрит на него. Да мало ли кто смотрит на него…

Так вот! Дело случилось зимой, пал уже на землю постоянный снег, подкоптиться успел выхлопными газами на окраинах двора, где его не убирали. Сразу же три события совпали в один день: зарплата, квартальная премия и день рождения бригадира.

После смены поздравили юбиляра. Хорошо так получилось. И всегда молчаливый Афанасий вдруг разговорился, чем вызвал сперва удивление Василия, а потом грусть — вот здорово живем, считаем ближних немыми, слепыми, глухими. Как будто бы только сам все видишь и понимаешь. Афанасий же рассказывал, как весною был в колхозе, шефствовал целый месяц. Больше всего ему понравилось, как в первый день его прибытия правление отстучало ему на машинке справку: директору гостиницы. Подателю сего предоставить номер и чистое белье.

Директором оказалась тощая старуха, наверное, ни на что другое не годная, как только быть директором, гостиница — изба на отшибе. Замок висел, а ключей не было, поэтому директор прихватила с собой коменданта — дочку, сравнительно молодую еще, но таких габаритов, которые возможны лишь на свежем воздухе и натуральных крестьянских харчах. Все городские рядом с ней — жалкие заморыши. Дочка разбежалась да как саданула в дверь плечом, так не только запор — косяк вывернула. Отряхнула ладошку о ладошку и спросила наивным тоном:

— Кто бы, интересно знать, так дверь выломал?

— Тот, кто тебя не боится, — ответил Афанасий.

«Какой наблюдательный, — подумал Василий. — А в обычное время слова от него не услышишь».

— Умеете подмечать, — начал Василий. — И рассказываете интересно. Никогда бы не поверил, если бы сам не слышал. А то сколько работаю, всегда у вас выражение лица, будто лимон жуете. Я вначале думал — зубы. Но не могут же они болеть постоянно. Тогда стал думать, что у вас язва желудка.

Афанасий усмехнулся своей обычной кислой усмешкой:

— Не так уж много веселого в жизни. Все грустно вокруг. Все такие благополучные, прямо дрожат над своим благополучием. А чужая беда — не своя. Зачем сытому понимать голодного?

— Ну-у, — сказал Василий, — это не наша философия. Это пораженческая философия. Баранье! Его режут, а он и не рыпается.

— Хорошо, — спокойно возразил Афанасий. — Допустим, он рыпается, а что это меняет?

— Ну как что, — сказал Василий. Но его перебили, а в разговор неожиданно вклинился юбиляр. Он поднял руку, требуя внимания.

— Погоди, дело тут серьезное, не один месяц тянется. Вникни и, если можешь, помоги. Связи, наверное, на телевидении остались?

— Свя-ази, — с неожиданным самодовольством протянул Василий. — Я сам — связь. Сколько передач только на мне держалось.

— Ну так помоги, — снова попросил бригадир. — Наше начальство ушло в глухую защиту.

— Все бесполезно, — замотал головой Афанасий.

— А ты помолчи! — цыкнул бригадир. — Тут, Василий, понимаешь ли, какая история: несколько лет назад у Афанасия погиб сын. И он с женой решил взять ребенка прямо из роддома. Благо, к сожалению, есть еще подонки, которые отказываются от своих детей. Все получилось в аккурат удачно. Девочка подрастает, и жизнь идет нормально. Но вот ведь какая штука — соседи по дому все знают. А ну кто сболтнет девочке под горячую руку или ненароком. Страшно подумать, что будет! Понимаешь, все представления о человеческой доброте у нее сместятся. И мы на всю жизнь будем виноваты перед ней. Вот и надо бы ему помочь переехать в такой район, в такой дом, где бы их никто не знал.

У Василия возник вопросик на языке, вопросик и тут же — предложение. Но бригадир все предвосхитил.

— Афанасий вначале все делал по правилам, обычным порядком — через бюро обмена. Но за два года у него ничего не вышло. А время-то идет, девочка подрастает.

На Василия как будто бы уже взвалили ношу. Он отяжелел в плечах, опустил голову, стал рассматривать ладони. Он сразу же почувствовал острую ответственность за судьбу Афанасия, за всю его родню. Как брата повстречал.

— А начальство может помочь? — спросил он.

— Тут и речь не веди. Наше начальство все может, если захочет. Суди сам: все повязаны на нас — где только нет нашего транспорта. А потом уже бывали случаи: кое-кому по разным причинам давали жилье в других районах города, а в освободившееся вселялись очередники на улучшение. Эти носом пока не крутят, берут, что дают.