На веки вечные

— Когда ей было четыре дня, он накрыл ее подушкой, чтобы не кричала. Девочка ему была не нужна, а плач раздражал его важных гостей. — Губы Мередит скривились и задрожали. — Я… я ему помешала. И он меня предупредил, чтобы я не давала Сэмми плакать. «Дети иногда задыхаются, — вот что он мне сказал. — А окружающие думают, что они умерли во сне». Тогда я поняла, что Сэмми надо вызволять. Я ее мать, и это был мой долг. На следующее утро я отправилась к адвокату и начала бракоразводный процесс.

— И он не стал вас преследовать?

— Я слишком много знала. Чтобы себя обезопасить, я написала письмо, в котором упомянула даты и детали некоторых их махинаций. Попади оно к властям — и Дэн с отцом отправились бы за решетку. Одну копию я оставила у своего адвоката, другую поместила в банковский сейф вместе с инструкцией, что надлежало делать в случае моей смерти, а именно отправить письмо окружному прокурору. Адвокат направил копию Дэну и его отцу, и те побоялись меня преследовать.

Хит чувствовал, что ее брак с Дэном оставил очень личные травмы. И по тому, как Мередит вела себя с ним, мог только догадываться, что ей пришлось испытать. Продолжая осторожно задавать вопросы, он выяснил, что по постановлению суда Дэн получил право навещать ребенка и во время субботних визитов так издевался над Сэмми, что стал причиной ее психологической травмы. В страхе за дочь Мередит снова подала в суд, надеясь, что право отца на посещение девочки будет отменено. Но Дэн выступил со встречным иском, заявив, что его бывшая жена — негодная мать, и потребовал единоличной опеки.

После смерти Дэна в автомобильной катастрофе дело о лишении прав материнства продолжил Глен Календри. Сэмми осталась его единственной наследницей, и дед хотел, чтобы девочка выросла в его доме. Он подкупил свидетелей, которые под присягой заявили, что Мередит употребляет наркотики, ведет распутный образ жизни и часто оставляет дочь без присмотра. Это было откровенной ложью, но Глен вел войну не по правилам, и Мередит проигрывала на каждом шагу.

Сражение в суде завершилось досрочно, когда ее адвокат неожиданно умер — как предполагали, от сердечного приступа. Но Мередит узнала, что копии ее письма исчезли и из его конторы, и из банковского сейфа.

— Я точно знаю, его убил Глен, — прошептала она. — А вскоре после этого меня чуть не задавило машиной. Это не было случайностью. С тех пор как пропали письма, их больше ничего не сдерживало, и меня решили устранить.

— И вы решили бежать, — продолжил за нее Хит.

— Решила, — согласилась Мередит. — Нельзя было отдавать Глену малышку.

— Ах, Мерри! — В голосе шерифа прозвучал упрек. — Ну почему вы не рассказали мне об этом раньше? Неужели не верили, что я помогу вам? Если бы не странное поведение Голиафа, я не поспешил бы сегодня домой. Понимаете, что бы тогда случилось? Вы были бы мертвы.

— А если бы рассказала? — Мередит покачала головой, и ее глаза затуманились печалью. — Признаюсь, были моменты, когда мне очень хотелось все рассказать. Я жаждала этого всем сердцем, но понимала…

— Что?

— Для вас важнее всего работа. Она нужна вам, как мне воздух, которым я дышу.

— Нет, Мерри, работа для меня не важнее всего.

— Разве? — Ее глаза наполнились слезами. — А мне показалось, что сегодняшний вечер доказывает именно это: я в наручниках, и скоро мать и дочь преподнесут на блюдечке головорезам Глена.

— Это удар ниже пояса. У меня не было выбора.

— Наверное. Но и помощью это не назовешь. Я здесь не в безопасности, Хит. А когда отправите нас в Нью-Йорк, вы подпишете мой смертный приговор. Так-то вы помогаете мне?

Шериф встал и принялся расхаживать по кабинету. Сделав несколько кругов, он остановился и посмотрел на Мередит. Она выглядела такой несчастной с заведенными за спину руками и все время крутила запястьями в наручниках.

— Неудобно? — спросил он.

— Какое это имеет значение?

Хит про себя выругался и подошел к ней вплотную.

— Хотите заставить меня почувствовать вину? — Он быстро вставил ключ, расстегнул наручники и убрал их в чехол на поясе. — Считаете, это честно?

— Честно абсолютно все, — откровенно ответила Мередит, потирая запястья. — На карту поставлено будущее моей дочери. Дэн вырос таким не сам по себе. Его воспитал Глен Календри. Сын вырос плоть от плоти отца. И я сделаю все, чтобы оградить Сэмми от такого родственника, как Глен. Буду лгать, красть. Все что угодно. Нечистая игра меня не остановит.

— Даже если потом меня уволят?

Мередит выдержала его взгляд.

— Да.

Неожиданно для себя Хит улыбнулся. Хотел откровенности, и он ее получил.

— Я на минуту выйду. Нужно позвонить.

— И оставите меня одну? — удивилась Мередит.

Хит остановился на пороге и ухмыльнулся:

— Вы никуда не денетесь. Одна, без дочери. А Сэмми в окружении моих людей.

Он вышел на улицу к телефону-автомату. «Глупо», — подумал он про себя. Но ему не хотелось, чтобы этот разговор кто-нибудь слышал, и особенно Мередит.

Хит давным-давно не звонил отцу, чтобы попросить о помощи. И когда опускал монету и набирал номер, весь сжался, готовясь к неизбежному тычку в зубы.