На веки вечные

— Вы меня просили помочь. Вспоминаете? Говорили, если я отправлю вас обратно в Нью-Йорк, то подпишу вам смертный приговор. Неужели вы считали, что я могу это сделать, не исковеркав свою жизнь?

У Мередит задрожали колени. Задрожало все внутри. Почему-то она решила, что можно просто уехать, раствориться в темноте, замести следы и Глен их никогда не найдет. И вот теперь наблюдала, как Хит шаг за шагом разрушал все, что было ему дорого в жизни.

— Я… я не подумала! — воскликнула она. — О, Хит, простите, я просто не подумала!

Он взял в ладони ее лицо.

— Перестаньте, Мсрри, не надо. Я не должен был вам этого говорить. Решение принимал я, и никто другой. И принял бы такое же, что бы вы ни сказали.

— Что я наделала! — Ее голос дрожал. — Если вы так поступите, дороги обратно не будет. Боже, что я наделала!

— Успокойтесь. Я сам этого хотел.

— Я позволила Дэну уничтожать себя. Потом уничтожать Сэмми. А теперь позволяю, чтобы его тень из могилы уничтожала вас! Где же конец? — Мередит горестно вздохнула и указала пальцем себе под ноги. — Я решила! Я остаюсь здесь! Не хочу, чтобы Календри испортил вам жизнь. Довольно с него моей и Сэмми.

Хит поднял ее голову за подбородок.

— Вы ему ничего не позволили. Вы здесь — значит, по-прежнему боретесь. Что же до меня, то в ответе за это я, а не вы. Я все обдумал, Мередит. Я знаю, что делаю. И знаете что?

— Что?

— Мой выбор чертовски мне нравится.

Глава 22

Пикап, который Хиту удалось завести, соединив напрямую провода, оказался старой развалиной — «фордом» с двумя ведущими мостами. Когда-то он был красным, но так облупился и облез, что почти не осталось краски. Однако бежал он еще хорошо и имел большое заднее сиденье, где разместились Сэмми с Голиафом. В задней части запасливые хозяева закрепили пять наполненных бензином канистр, которые оказались очень кстати.

Пересадив Сэмми и Голиафа в украденный пикап и переложив туда вещи, Хит не терял ни минуты и отправился в путь. За ним на джипе следовала Мередит. Они доехали до места, где произошла перестрелка. Здесь он доложил об инциденте по радио, просил привести в порядок дорогу и прислать машину за убитыми. Потом снял с консоли портативную рацию, забрал фонарь и подтолкнул Мередит к пикапу.

— Не понимаю, зачем нас сюда принесло? — удивилась она.

— Во-первых, — объяснил Хит, — я не могу оставить трупы на дороге. Назовите это идиотизмом, но только представьте: проезжает пожилая дама, замечает здешнее побоище — и инфаркт. И во-вторых, оставить мой «бронко» поблизости от того места, где мы взяли пикап, — значит, подать знак: «Мы украли машину». А так след оборвется здесь.

— Вы стали рассуждать как преступник.

— Я рассуждаю как шериф. Поэтому полицейские так и опасны, если сбиваются с истинного пути.

По дороге к охотничьему домику приятеля Хит то и дело сворачивал с шоссе, возвращался назад, всячески сбивая с толку возможных преследователей. И только убедившись, что хвоста нет, направился прямо к цели. Даже сообщив о месте перестрелки, он был уверен, что у Майка его искать не станут. Хит редко виделся с приятелем и не был в его охотничьем домике несколько лет. Шоссе вело через горы к федеральной автостраде. Наверняка решат, что он рванул именно туда. Ведь преступники, как правило, стараются удрать как можно дальше, не догадываясь, что лучшее укрытие — прямо под носом местной полиции.

Хит чувствовал, что Мередит считала себя виноватой и мучилась угрызениями совести. Хотел ее утешить, но не мог подобрать нужных слов. Да, он затеял побег только ради того, чтобы спасти ее и Сэмми. Но говорить об этом не стоило.

Ехали в молчании — трудном, напряженном молчании. Собака и девочка спали. Мередит привалилась к пассажирской дверце — видимо, невольно хотела отстраниться от него как можно дальше — и так сильно вцепилась пальцами в подлокотник, что побелевшие костяшки, казалось, светились в темноте. Мередит очень расстроена его кражей автомобиля. Хит хотел напомнить ей, что дело касается жизни и смерти. А когда речь идет о том, чтобы выжить, мужчина способен на многое, чего никогда бы не совершил при других обстоятельствах. Но потом решил, что она это понимала и без него.

— Мередит; вы не хотите поговорить? Может быть, вам станет легче, если мы еще раз все обсудим? В ответ она только покачала головой.

— Считаете себя виноватой в том, что гибнет моя карьера. Правильно?

— Да. И еще мне обидно… да нет… ничего. Только вот… — Она покачала головой. — Нет, ничего.

— Значит, что-то есть, если за сорок миль вы не сказали ни единого слова.

— Не знаю, о чем говорить.

— А вы не думайте. Говорите, и все. Вы что-то в себе пережевываете. Я хочу знать что.

— Все на свете. — Мередит схватилась руками за голову. — Но главным образом думаю о том, чем вы для нас пожертвовали. Слишком многим!

— Я уже начинал ненавидеть свою работу.

— Вздор! Вам необходимо было возиться с подростками. Спасать их жизни. Помните? Это ваше искупление. Думаете, я не понимаю, что работа значила для вас все?

— Давайте договоримся не примешивать прошлое к делам сегодняшним.