На веки вечные

На самом деле Фелиция надеялась, что князь не приедет ни сегодня, ни в какой другой день, и все как-нибудь образуется.

Но Бартлетт приехал.

Спрыгнул с лошади, велел слуге Морлимеров позаботиться о животном и вошел в дом.

Элиас уже ждала его в холле.

– Я в окно тебя увидела.

– Ждала меня?

– Очень.

Ему невероятно нравились ее искренность, непосредственность и всякое отсутствие жеманства.

Не смог удержаться, обнял девушку.

– Я соскучился.

Она прильнула к нему. Спрятала лицо на его груди.

Он слышал, как быстро стучит ее сердце.

– Где твои родители?

– Уехали к папиным друзьям.

– А ты почему не поехала?

Элиас отстранилась от него.

Она смотрела на него, на его лицо. И не отводила взгляда, как делали почти все, кто сталкивался с ним. Спросила:

– Ты бы расстроился, если не застал меня дома?

– Очень, – честно ответил он. – И, вероятно, больше не приехал бы.

– Вот видишь, – улыбнулась она. – Я правильно сделала, что не отправилась с родителями.

Бартлетт когда-то влюблялся, когда-то в другой жизни, но те чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Он хотел защитить эту девочку от всего мира, хотел быть подле нее каждую секунду, хотел, чтобы она никогда не отвернулась от него, не испугалась.

– Я попросила подать нам чаю в летнюю беседку. Ты ведь не против?

– Совсем не против.

Ему было все равно где пить чай, лишь бы рядом с ней.

Летняя беседка, оформленная глазуревыми изразцами и скрытая от посторонних глаз сильно вьющимися цветущими растениями, располагалась в глубине сада. Когда Элиас привела его туда, столик уже был накрыт на двоих.

– Сад под стать усадьбе, такой же большой, да? – улыбнулся Бартлетт.

– Это мама у нас любит все масштабное, – смущенно ответила она.

– И тебе это не очень нравится? – догадался он.

– Не очень, – согласилась Элиас, – в нашем доме много лишнего. Да и сад, настолько бесконечный, что незнающему человеку тут и заблудиться легко.

– Моя усадьба значительно меньше. Надеюсь, тебе понравится.

– Ты приглашаешь меня в гости?

– Элиас, я надеюсь, ты войдешь в мой дом хозяйкой, – серьезно сказал Бартлетт.

Девушка отставила чашку с чаем, поднялась с плетеного кресла.

Князь забеспокоился. Он напугал ее? Слишком поспешил со своим признанием? Она сейчас откажет ему?

Но Элиас удивила Бартлетта. Вместо того, чтобы уйти, она устроилась на его коленях.

– Элиас, – выдохнул он.

Она провела тонкими пальчиками по его шее, дотронулась до щеки. Погладила по плохо зарубцевавшемуся шраму. Затем принялась расстегивать пуговицы на его рубашке.

– Элиас, – со всей осторожностью, чтобы не навредить, не сделать больно, перехватил нежное запястье, останавливая. – Ты готова так далеко зайти, даже не будучи еще моей женой? А если нас увидят? Тебя увидят?

– Мне все равно. Пусть все болтают, что хотят. Я люблю тебя.

– Любишь меня? – переспросил, хотел, но не мог поверить.

– Да. Люблю, – ответила она. – На веки вечные.

– Я у твоих ног, Элиас. На веки вечные.

Она целовала его шею, лицо, глаза. И эта простая ласка сводила Бартлетта с ума. Знала ли, понимала ли, что сейчас имеет над ним полную власть? Что сказанные им слова «я у твоих ног» были буквальными?

Его никогда не прельщали девственность и неопытность. Но только не сегодня. Что с ним сделала эта девочка? Боже, за какие заслуги послана ему такая награда?

Они долго не могли оторваться друг от друга, долго шептали ласковые слова друг другу, а после – долго лежали, обнявшись, на дощатом полу укрытой от посторонних глаз беседки.

– Элиас, вечерняя заря занимается, – поправил он ее разметавшиеся волосы. – Скоро вернутся твои родители.

– Не хочу, чтобы ты уходил.

– Буду завтра. Обещаю. Я собираюсь поговорить с графом Морлимером.

Он подал ей платье и спросил:

– Элиас, а что ты делала у оврага, тогда, три года назад?

– Хотела на лед посмотреть. Никогда снега и льда не видела. А в округе болтали, будто овраг замерз. Вот и посмотрела. Еще и Лору подговорила со мной отправиться.

При воспоминании о том страшном дне девушка привычно замкнулась.

– Ты не знала, что аспиды появляются там, где лед? – ласково погладил он ее по щеке.

– Не знала. Отец сказал только, что ходить к оврагу нельзя, а почему не объяснил. Думал, я не ослушаюсь. А у меня возраст такой был, не слушаться, понимаешь?

– Понимаю, – опустился он перед ней на колени и одел на ее ножки нарядные туфельки.

Дома Элиас ждала записка от Илоны.

«С нетерпением жду объяснений», – писала подруга. – «Рид выглядел огорченным. А Хендрик так и не подошел, хотя знает, что хромота не сильно беспокоит меня в танце. Он весь вечер увивался за Калиной Вьен. Зачем ты променяла Рида на Бартлетта?».

Никто меня не поймет, – досадливо смяла Элиас исписанный листочек. – Разве что, папа.

Бартлетт появился уже наутро. Она только и успела, что умыться. Услышала знакомый голос и помчалась в гостиную, не потрудившись даже расчесать волосы.