На веки вечные

– Хочу представить вам наших сотрудников, которые только что прибыли из Нюрнберга, – сказал Гресь, усаживаясь на диван. – Думаю, вам будет полезно узнать от них самую свежую информацию.

Паулюс коротко кивнул головой и глухо спросил:

– И как сегодня выглядит Нюрнберг? Я его хорошо помню… Прекрасный старинный город. Очень много цветов.

– Нюрнберг выглядит как город, который подвергся массированным бомбардировкам авиации союзников, – холодновато произнес Филин. – Правда, есть районы, которые практически не пострадали. В основном окраины.

– А какая там сейчас погода?

– Уже несколько дней идет дождь, мокро, висит туман. Мы с трудом вылетели.

– Понятно.

– Что же касается самого процесса, то… И Геринг, и другие подсудимые твердят одно и то же. Что все они были против войны с СССР и не принимали участия в ее подготовке. Все затеял лично Гитлер. Ну, и Гиммлер с Геббельсом, куда ж без них – они же покойники. Что же касается ваших коллег военных…

Паулюс заметно напрягся.

– Они заявляют, что Германия всегда опасалась нападения соседних стран и потому готовилась к войне… Генерал Манштейн, который будет выступать как свидетель, заявил, что военная доктрина Германии строилась на том, что соседи имели притязания на германские территории. Когда подсудимым говорят о нападении на Польшу, они заявляют, что Польша сама начала войну, и потому Германия вынуждена была наступать, но только с целью обороны. Нападение на Норвегию? Германский флот на севере Европы стремился лишь предотвратить захват Норвегии войсками Англии…

Филин сделал паузу, ожидая реакции Паулюса, но тот молчал.

– Вторжение в Бельгию и Голландию? – продолжил Филин. – У ваших коллег и тут есть ответ. Хорошо известно, что Англия и Франция давно имели план использования территорий этих стран в качестве плацдарма для нападения на Германию. Если бы Германия не захватила их, они были бы захвачены противником… Ну и так далее. По всем позициям. Советский Союз был готов вот-вот напасть на Германию. И потому Германия лишь упредила удар противника.

Паулюс по-прежнему тяжело молчал. Ребров даже осведомился, все ли он понимает. Паулюс только кивнул.

– Хочу обратить ваше внимание на один очень важный момент, – остановился в шаге от него Филин. – Подсудимые все время оперируют понятиями «Германия», «германский народ», «германская армия»… То есть получается, что это не нацисты, захватившие власть в Германии, грезили о мировом господстве и хотели поставить на колени весь мир. Нет, получается, что такова воля и желание всех немцев, что такова природная суть Германии как государства. Вы понимаете, каковы будут последствия, если возобладает такой подход? – с нажимом спросил Филин.

Молчание Паулюса стало его раздражать. В конце-концов, он в плену и должен отдавать себе отчет, что это значит. Однако Филин быстро подавил в себе растущее недовольство. Игра шла слишком серьезная, чтобы можно было позволить себе дать волю настроениям.

– Я вам объясню, что все это значит. Среди стран-победительниц борются две точки зрения. Первая. Разделить гитлеризм и немцев, отделить их друг от друга. Вторая. Доказать всему миру, что Германия – это извечно агрессивное государство, угрожающее всему миру, и потому нужно сделать все, чтобы лишить ее возможности быть таковой впредь. Для этого расчленить на части, уничтожить ее промышленность, превратить в аграрную страну…

Паулюс непроизвольно сжал кулаки.

– Германия всегда представляет угрозу для других – вот их кредо. И подсудимые в Нюрнберге делают все, чтобы доказать справедливость такого отношения. Любой ценой спасая себя, они готовы пожертвовать всей Германией. Трибунал в Нюрнберге намерен судить нацистских преступников, совершавших чудовищные злодеяния, овладев Германией, навязав ей свою волю, подчинив немецкий народ. Но они, спасая свою жизнь, доказывают, что они и Германия – одно и тоже.

– Я вас понял, – с трудом выговорил Паулюс. – Но коллизия, моя личная коллизия, не так проста.

– А на мой взгляд, достаточно проста. Либо нацисты будут осуждены как преступная организация… Либо они подведут под приговор всю Германию. И у вас есть возможность помешать этому. Если долг перед Германией и немецким народом для вас не просто красивые слова.

– И, тем не менее, я должен подумать, – сжал губы Паулюс.

– Думайте. Но не забывайте, что времени у вас уже немного.

В машине, катящей в Москву, Гресь спросил:

– Ну, как впечатления?

– Он колеблющийся человек, – вздохнул Филин. – Совсем не политик. Пример образцового служаки, всегда действующего в рамках своей компетенции и полномочий. А мы предлагаем ему выйти за эти рамки…

– Может, надавить на него посильнее? Кстати, поставить в известность, что мы можем судить и его самого. Материалы на него у нас собраны…

– Запугать? Сломать?

– А что такого? – фыркнул Гресь. – Он что, из особого теста сделан?

– Ну, во-первых, насколько я знаю, есть планы предложить ему высокий пост в послевоенной Германии. Чуть ли не министра обороны… Американцам это, кстати, совсем не понравится. У них свои министры готовы.