Как признал генерал фон Швеппенбург, участники созданной американцами группы из германских высших офицеров по составлению документальных отчетов о военных компаниях вермахта, получили возможность «изымать из обращения те или иные разоблачительные документы, которые могли быть использованы на Нюрнбергском процессе».
Генерал-фельдмаршал Кюхлер, как старший по званию в группе, указывал на недопустимость «какой-либо критики германского командования» и поставил задачу «соорудить памятник германским войскам».
Глава XX
Тевтонский рыцарь
У входа в бар во Дворце правосудия Ребров увидел Пегги, мило беседующую с помощником одного из немецких адвокатов. Этот молодой «ариец» с явно военной выправкой давно уже привлекал внимание Реброва, уж слишком он не походил на всю остальную адвокатскую братию.
– Хеллоу, Денис, – весело помахала ему Пегги. – Встретимся через пять минут. Есть новости!
«Ариец» в сторону Реброва намеренно не повернулся, что-то этим демонстрируя.
– Ну и что вам поведал этот тевтонский рыцарь? – поинтересовался Ребров, когда Пегги уселась напротив.
– Ого! Уж не звуки ревности слышу я в вашем голосе? – подняла безупречно прорисованные брови Пегги. – Наконец-то!.. Но почему вы решили, что он, этот молодой немецкий юрист, тевтонский рыцарь?
– Ну, судя по выправке, до того, как стать адвокатом, сей красавец прошел хорошую строевую подготовку. И, наверняка, боевую тоже.
– Вы наблюдательны. А он действительно хорош… – хищно потянулась Пегги. – Но, чтобы вы знали, я встречалась с ним только как журналистка. Интересовалась, как он воспринимает слова французского обвинителя, что германский народ надо перевоспитывать? Нет, не просто перевоспитывать, а сделать его другим.
– И что он ответил?
– Сказал, что перевоспитанием германского народа уже занимался господин Гитлер. И что немцы, узнав всю правду о Гитлере, сами способны решить, какими им быть. Сказал, что от таких заявлений попахивает желанием объявить немцев порочным народом, привить им на долгие годы комплекс вины и воспользоваться этим для собственной выгоды.
– Грамотно излагает.
– Да, неплохо. Но вы мне нужны вовсе не для того, чтобы обсуждать судьбу германского народа.
– А для чего же? – состроил непонимающую физиономию Ребров.
– Сенсация, Денис, мне нужна сенсация! Не могу же все время писать только о том, как полковник Эндрюс ужесточает режим содержания подсудимых!.. Этак мои читатели начнут сочувствовать несчастным стариканам, что ютятся на скамье подсудимых и содержатся в самых суровых условиях!.. Неужели ваш генералиссимус, этот ваш дядя Джо, не заготовил какой-то хорошей бомбы?
«Эта чертовка что-то пронюхала, – подумал Ребров. – Ее американские информаторы на что-то ей намекнули…»
– И учтите, если вы мне откажете, то мне придется придумывать сенсацию самой! – задорно выставила вперед подбородок Пегги.
– Представляю себе! – засмеялся Ребров. – Не гоните коней, Пегги. Уверяю вас, когда наши обвинители начнут излагать реальные факты, то все выдумки рядом с ними поблекнут.
– Я так и знала, что ничего от вас не добьюсь, – разочарованно вздохнула Пегги. – Вы не человек, а истукан. А вот я не такая! Учтите, вы сами толкаете меня к этому тевтонскому рыцарю. И уж он-то мне не откажет.
Когда Пегги умчалась, Ребров погрузился в размышления. Что-то американцы знают… Вопрос – что именно? Насколько конкретно? Этот чертов агент в Москве!
– Не помешаю?
Ребров поднял глаза. У столика стояла красавица Белецкая с чашечкой кофе на подносе.
– Нет, конечно.
– Спасибо.
Белецкая присела.
– Эта американская журналистка, она забавная, – сказала она, размешивая ложкой сахар в чашке. – А главное, по-моему, человек хороший. В душе…
– Пожалуй. А вы хорошо разбираетесь в людях.
– Знаете, вообще-то я психолог, – улыбнулась Белецкая. – Так что мне положено. У меня большой опыт общения с людьми, пребывающими в тяжелом психологическом состоянии…
– Вы работали с психами?
– С душевнобольными, – мягко поправила Белецкая. – Но даже мне здесь очень тяжело, а ведь я человек, повторяю, привычный… Но порой просто нет сил справиться с отрицательной энергией, которой тут все пропитано.
– Вы имеете в виду подсудимых?
– Не только. У меня такое ощущение, что весь город накрыт черными клубами зла и горя.
– Очень образно. Простите, мне надо идти, – встал Ребров.
– Конечно, – улыбнулась Белецкая. – Конечно, идите. Только не поддавайтесь…
– Чему?
– Отчаянию. Оно не вечно. К тому же весна скоро.