На веки вечные

– Я переводчица советской делегации Елена Белецкая. Но вообще-то я психолог, снимать истерики и купировать тревожные состояния – моя специальность. Вот товарищ Ребров подтвердит.

Капитан ошарашенно посмотрел на Реброва. Тот, пожав плечами, согласно кивнул. Потом негромко спросил:

– Как вы здесь очутились?

– Очень просто. Я здесь живу. Вон в той крайней комнате справа. Услышала шум… Ну, так мы будем успокаивать господина фельдмаршала?

– Откуда вы знаете, кто этот человек?

– Фельдмаршал Паулюс? Видите ли, дело в том, что, мне не раз приходилось переводить во время его допросов в России. К тому же я видела столько его фотографий в немецких газетах, столько кинокадров с ним, когда готовила материалы о нем для наших органов…

– Он вас узнает?

– Думаю, да. И это тоже подействует на него успокаивающе, уверяю вас.

– Понятно. Странно, что никто не предупредил нас об этом…

– О чем?

– О том, что вы с ним знакомы…

– Ну, какое там знакомство! Я просто переводила.

В разрезе халата была видна глубокая ложбинка на ее груди. Ребров сглотнул вдруг образовавшийся в горле ком.

– Вы что – прямо в таком виде к нему?

– Ну, во-первых, наряжаться некогда. А потом, уверяю вас, такой вид произведет на него нужное впечатление – собьет с навязчивых мыслей. Так я пошла?

Офицер, чуть поколебавшись, открыл дверь в комнату Паулюса и пропустил Белецкую, которая с порога произнесла длинную фразу на немецком.

Дверь осталась приоткрытой, и Ребров мог достаточно хорошо слышать, о чем говорят в комнате.

– Чего он там? – нетерпеливо спросил Реброва капитан, пытаясь заглянуть в комнату.

– Говорит, что он хорошо помнит Нюрнберг до войны… – шепотом перевел Ребров. – Это был сказочный старинный город, утопающий в цветущих розах, с чудесными средневековыми зданиями… А сейчас это не город, а сплошные руины, над которыми витает неистребимый трупный запах…

– Можно подумать, он не был в Сталинграде, – зло выговорил капитан. – Розы ему подавай!

Белецкая выплыла из комнаты где-то через полчаса. Поправив волосы, спокойно доложила:

– Он пришел в себя.

– А что с ним было? – сухо и деловито спросил Ребров.

– Обычный нервный срыв. Он довольно утомлен перелетом, да и впечатлений слишком много. Единственное, что нужно любому мужчине в такой ситуации… – Белецкая обворожительно улыбнулась, – это женщина рядом. Лучшее лекарство. Ну, я пошла.

Офицер, приоткрыв рот, смотрел ей вслед. Белецкая в своем ярком халате выглядела посреди мрачноватого коридора диковинной птицей.

– Я бы тоже хотел, чтобы рядом со мной была такая женщина, – пробормотал офицер.

– Станешь фельдмаршалом, будет, – усмехнулся Ребров.

– Нам и генерала хватит, – засмеялся капитан. – Ну, будем надеяться, что после такого визита наш фельдмаршал заснет как убитый.

Ребров дошел до двери своей комнаты, чуть поколебался и двинулся дальше. Дойдя до двери, за которой скрылась Белецкая, поколебавшись какое-то мгновение, постучал. Дверь открылась моментально, словно Белецкая стояла прямо за ней.

– Я так и знала, – засмеялась она.

– Что? – рассерженно спросил Ребров. Он понимал, что женщина ведет с ним какую-то свою игру, но злило его не это, а то, что он послушно в этой игре участвует. – Что вы знали?

– Что у вас будут ко мне вопросы. Итак? Может, зайдете?

Она чуть посторонилась.

– У меня только пара вопросов, – зачем-то уперся Ребров, хотя разговаривать, стоя в коридоре, было неудобно. Да и глупо – могли услышать. – В каком состоянии он будет утром?

– Не знаю, – уже серьезно сказала Белецкая. – Он потрясен. Наверное, он в плену много раз представлял себе, как приедет в чудесный сказочный Нюрнберг… И вот приехал, увидел…

– Понятно. Он сможет завтра давать показания?

– Думаю, да. Он довольно холодный и сдержанный человек. Такой срыв почти невероятен для него. Но все, что произошло с ним в последнее время… И еще. Он очень боится, что ему не удастся встретиться с женой и сыном. Хотя ему вроде бы обещали?

– Обещали.

– Обманули?

– Почему обманули? Просто сделать это не так легко.

– Для него это будет удар.

– Я понимаю. Извините, что мешаю вам отдыхать.

– Пустяки, я жуткая сова. Ночь – мое время. Самое мое…

Она вдруг обняла Реброва, и ее глаза оказались совсем рядом с его глазами, и ее запах, запах неотразимо прекрасной женщины, окутал его всего, и он, подхваченный им, перестал сопротивляться зову женщины и ее желанию, потому что это было выше человеческих сил, и в данное мгновение важнее и значительнее всего на свете.

Постскриптум