Отдыхать? И что делать? Я даже не знал, что должен был делать. Я был пуст и хотел просто заснуть и не просыпаться. Но глаза у меня были открыты, и я знал, что засну не скоро.
Кончилось тем, что я сел за стол и стал рисовать. Я даже не знаю, что рисовал. Только солнечный свет струился в окно, то разгорался, то слабел, пока мимо меня протекал день. Помню линии, дуги и завихрения — выражения печали внутри меня. Помню темные тени, которые ничто не отбрасывало. Помню черного ворона, контрастом выделяющегося на белом листе бумаги. Ворон был нарисован в профиль, крылья его были сложены, глаза-бусинки блестели, в них отражалось что-то скрытое. С клюва ворона свешивалась цепочка часов, стрелки остановились на 18:35.
Потом был линованный лист бумаги в левом углу стола.
* * *
* * *
Я подписал и запечатал письмо, а потом отослал, не думая о последствиях. Мне было все равно. Если она хотела ходить на свидания с чертовым Билли Харпером, я не против. Почему это должно меня волновать?
Я был еще на одних похоронах. Был одет в черное, и глаза промокли от слез, которые так и не лились. В тот день шел дождь. Достаточно подходящая погода, на мой вкус. Теплый дождь стучал по тенту, пока гроб из темного дерева опускали вниз. Рука деда у меня на плече.
Вайоминг стал для меня домом. Я получил наследство от деда, сбережения плюс страховка жизни. Достаточно, чтобы какое-то время прилично жить. Достаточно, чтобы заплатить за колледж, если бы я захотел поступить. Хотя я не хотел денег. Я ходил в школу в Каспере, работал на ранчо и даже не пытался с кем-нибудь встречаться или завести друзей.
И вот так, конечно, я и встретил Луизу Альварес.
Глава 17
Первая любовь, сны-воспоминания
Сложенное пополам письмо лежало у меня в сумочке, во внутреннем кармане, между прокладками макси и жвачкой «Тридент». Я не хотела открывать его. У меня было нехорошее предчувствие.
Вместо этого я оставила его там и решила не открывать и подождать подходящего момента чтобы прочитать последнее послание Кейда. Это было эгоистично. Письмо было... я даже не знаю, почему, но даже когда я прикасалась к конверту, то чувствовала печаль. Как будто я каким-то образом знала на психологическом или эмоциональном уровне, а может, на сверхъестественном, что в нем было еще больше горя. А я не хотела, чтобы мне пришлось его почувствовать.