На Великой лётной тропе

— Кажется, всех знаю в тех селах, а такого не видывал…

И по оборванной одежде, и по жадности, с какой ел, и по худобе тела он догадывался, что гость из беглых, долго шел по тайге, голодал. Разговор о соседних селах только отговорка.

Когда Флегонт наелся, поблагодарил и перешел на скамейку возле печки, хозяин сел рядом с ним и сказал:

— Правильно, парень, сделал, что зашел ко мне, правильно. Я вижу тебя насквозь. Но я не продам тебя, как другие, нет, не продам. Я купец, торгаш, верно, мое дело — пушнина, рыба, а ты не мой товар. Говори честно: куда бежишь?

— На Урал.

— И опять же правильно, по одной дороге со мной. На днях идет мой обоз с пушниной и рыбой, идет в твою сторону. Могу взять тебя возчиком. С лошадьми обходиться умеешь?

— Перековал не одну сотню. Я кузнец.

— Вот и поедешь сразу кузнецом и возчиком. Хорошо заработаешь и к Уралу подвигнешься изрядно, на целую тыщу верст.

За работу купец обещал зимнюю одежду с головы до пят, готовую пищу и тридцать рублей наличными. Флегонт подумал: «И для меня есть счастье». — и согласился. Беспокоило одно: «Не продал бы купец, когда стану ненадобен ему». Купец тоже считал, что ему повезло, такой, как Флегонт, самый надежный: тянуть хозяйскою кладь и убегать с ней ему не резон, ему не надо оплачивать обратную дорогу, как прочим, кроме того, при обозе будет свой кузнец.

Флегонт подковал всех лошадей, назначенных в обоз, пересмотрел и укрепил все нужные сани. Четырнадцать возов с пушниной и дорогой рыбой отправились через тайгу в сибирские города. Провожая обоз, купец перекрестил вслед каждую упряжку, затем сел в крытый возок, запряженный парой. Каждый ямщик правил двумя упряжками, а хозяин стерег весь обоз, как петух свое куриное стадо, ехал то впереди, то позади, то пропускал мимо себя, то обгонял. Особо зорко следил за тем, чтобы возчики шли пешком возле подвод, а не катились на них. Подводы и без возчиков были нагружены так, что лошади еле-еле тянули их, а в некоторые горки приходилось каждый воз поднимать парой.

Ехали медленно, трудно, часто прокладывая вновь малоезжую таежную дорогу, заваленную буреломом. Лошади были местной, якутской породы, низкорослые, сухопарые. И в то же время удивительные создания. Рождались они ранней весной, еще по снегу, под открытым небом, сразу же, без всякой помощи, становились на ноги, находили у матки молоко. Осенью, почуяв в себе новое потомство, матки отталкивали их, и они целиком переходили на подножный корм, на всю жизнь. И в самые жестокие якутские морозы, пурги, гололеды хозяева не давали им ни корма, ни питья, ни крыши. И тут, в обозе, после целого дня тяжелой работы возчик только снимал с лошаденок хомут и отпускал их «копытить». И они ухитрялись наедаться старой, жухлой травой, погребенной сугробами снега.

Флегонт впервые видел такую каторжную жизнь. Было непонятно, удивительно, почему лошаденки не взбунтуются и не разбегутся, почему слушаются хозяев, от которых получают одну тяготу.

Переезд тянулся два месяца. При расчете Флегонт попросил купца продать ему одну упряжку. Тот согласился. И Флегонт до весны уже не мерял тайгу шагами, а ехал в санях. Тут он много раз благословлял природу, создавшую таких замечательных друзей человеку, как северный олень, верблюд, конь. Благодаря своей якутянке, как называл лошаденку, он ехал в стороне от больших дорог, по которым моталось опасное для него начальство.

В конце апреля беглец оказался у большой реки. Она лежала под готовым сломаться льдом. На берегу собралась кучка проезжих и прохожих. Всем надо было на другой берег, но никто не решался первым ступить на лед. Все с немой, но явной надеждой обернулись к Флегонту.

Ледоход на этой реке всегда тянулся долго. А Флегонт опасался долгих встреч с людьми, решил не застаиваться и тут — пустил якутянку через реку. Больше чем наполовину проехал благополучно, а потом лед затрещал, двинулся, полез льдиной на льдину. Флегонт, захватив багажишко, выскочил из саней. Вскоре он очутился в ледяном крошеве, а после этого уже не видел ни лошаденки, ни саней. Погруженный по шею в ледяную кашу, он во всю мочь пробивался к берегу. Ноги наконец коснулись дна, руки схватились за веревку, брошенную кем-то с берега. Без сознания, полумертвого вытянули Флегонта из реки и тотчас увезли в ближайшую деревню, к бабушке-знахарке. Она привела его в чувство, вылечила от простуды, снарядила и благословила в дальнейший путь. За все это попросила только один разочек отслужить молебен о ее здравии.

— А где служить-то? Я ведь бездомный, — признался Флегонт.

— В сердце у себя, памятью, — подсказала знахарка. — А лучше всего помощью несчастным. Как тебе, так и ты…

Для Флегонта снова началось великое пешее хождение, трудные поиски еды, ночлега, голод, холод, опасные встречи и неутихающая тревога: вот узнают, задержат, отправят обратно, наденут кандалы, не дадут повидаться с родителями, рассчитаться с братом-предателем.