На Великой лётной тропе

Трудно пришлось голытьбе и мятежникам. Многих уложили царские пули, многих под усиленным конвоем отвели в Сибирь, многих снова принудили работать на заводах и приисках, ковать капиталы князьям Сан-Донато, графу Шувалову, промышленникам Поповым и всем прочим засевшим по Уралу и разорвавшим его на куски.

Тогда крикнул Юшка Соловей клич:

— Собирайся, голытьба, ко мне!

Указал место — тайгу близ Изумрудного. Потянулась к Юшке разбитая, распуганная голытьба. Кто на коне, с ружьем и кинжалом, готовый любому врагу всадить пулю, сам готовый принять равный и неравный вызов. Кто ночами, тайком, по неведомым тропкам, по звериным следам. Кто инвалидом, попрошайкой аль паломником по святым местам, с крестиками, с целебными камешками, с образом Николая-угодника. Кто прикинувшись юродивым аль бродячим мастером — лудильщиком самоваров и кастрюль.

Но все — и самые потайные — тропы были заняты карателями, и в самые темные, ненастные ночи не снимались с дорог посты, не удалось пробраться голытьбе к Юшке Соловью, переловили ее, как рыбу мережами. Только два-три удальца нашли такие тропы, где не стояли ни казак, ни жандарм, на Ивашкином дощанике переплыли Изумрудное и попали к мятежнику.

Думал Юшка, что хлынет к нему голытьба, как весенние потоки с гор, поставит он ее под знамена и двинется против царя, богатеев, начальников, карателей. Для всех найдется место в земле: много по Уралу старых, заброшенных шахт, много пропастей и ущелий.

Кому захочет Юшка показать гнев свой, того он сбросит в шахту, кому снисхождение — того в пропасть, кому милость — тому наденет камень на шею и утопит в Изумрудном озере.

А кому захочет Юшка сделать величайшую милость и честь, того уведет на вершину Качканар-горы, которую венчают два утеса — Рог Полуденный и Рог Полуночный, поставит на один из утесов и сверзит на камни, к подножию. Пусть примут навечно тело и дух человека.

Голытьбе же крикнет так, чтобы слышала вся:

«Подымайся, золотая! Царствуй, чистейшая и незапятнанная! Царствуй сама над собой!»

Но не шла золотая, не показывалась чистейшая. Ловили ее по дорогам и по бездорожью, по тропам и бестропью, брали в кнуты и ковали в цепи, сделанные ее же руками.

Еще раз Юшка Соловей крикнул клич.

Ответила ему голытьба кандальным звоном. Тогда подсчитал Юшка своих помощников и друзей — их было четверо, сам он пятый. И сказал им:

— Уходить надо отсюда, не то обложат, как медведей, и возьмут на рогатину. Разлетаться надо по одному, как орлы, и подстерегать. Сегодня с закатом солнца каждый пойдет своей тропой. Кто на восход?

— Я!

— Кто к закату?

— Я!

— Кто в полудень?

— Я!

— Я в полуночь, — сказал четвертый.

А сам Юшка Соловей:

— Я пойду и на восход, и на закат, и в полудень, и в полуночь.

Четверо остались дожидаться солнечного заката, а Юшка Соловей пошел на последнюю встречу с дочерью судьи. Встреча была короткая. Юшка Соловей сказал:

— Вечером я ухожу. Спасибо тебе за все. Прощай!

Но девушка поймала его за плечи и не хотела пускать.

— И я пойду с тобой.

— Куда?

— Везде…

— Зачем?

Девушка хотела обязательно идти с Юшкой.

— Бери меня в чем я есть. Ты найдешь мне коня и ружье, я буду скакать рядом с тобой и стрелять, в кого ты укажешь.

— Я не могу заводить гнездо. Знай, что я птица на перелете, мне некогда высиживать птенцов. Иди к отцу, а я — куда мне надо. Прощай! Спасибо, что миловала, целовала. Век на забуду.

Девушка заплакала и прижалась к мятежнику.

Юшка испугался, что жалость к девушке овладеет им, не устоит он противу нее, не устоит противу своей любви к Ирине, и это раздосадовало его.

Он силой оттолкнул девушку и пошел. Но она побежала за ним и ловила его руки, тогда Юшка схватил ее, через кусты и бурелом вынес к дороге.

У нее спутались волосы, разорвалось платье.

— Иди домой. Если ты ступишь хоть шаг ко мне, я убью тебя! — погрозил Юшка.

— Вон как, вот до чего дошло! — прошептала она и пошла домой. — Мы еще увидимся! Увидимся еще!

Выйдя к озеру, она попросила Ивашку перевезти ее поскорей в завод.

— Где была, голубушка? — спросил удивленно рыбак. — Кто тебя устряпал этак?

— Получай сколько следует и перевози.

— Приведи себя в порядок, не видишь, как растрепалась? — упрекнул рыбак.

Девушка оглядела себя, и ее бледное лицо зарумянилось стыдом. Она торопливо начала приводить в порядок свои спутанные волосы, скрепила булавкой разорванное платье, подтянула спустившиеся чулки.

— Ну вот, все лучше, садись! — воркотнул Ивашка.

Шаткий Ивашкин дощаник закачался на длинных зеленых волнах Изумрудного. Девушка глядела вдаль, туда, где высокие горы сжимали озеро в узкий пролив. Она была сильно обеспокоена и прикладывала к глазам платок. Ивашка глядел на нее из-под лохматых бровей и качал головой, будто оттого, что качался дощаник.

Причалили к заводскому берегу. Девушка вышла и спросила:

— Сколько тебе?

— Двугривенный.

Тут она вспомнила, что у нее нет денег, и начала снимать кольцо с дорогим камнем.

— Вот, возьми.

— Кольцо? Нет! Ивашка не грабитель, чтобы кольца за переезд брать.

— У меня больше нет ничего.

— Тогда ничего не надо. Считай, перевез по знакомству.