На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)

В то же время на факультете было немало прекрасных преподавателей по отдельным дисциплинам, с которыми приходилось сталкиваться по разным вопросам. С большой теплотой и благодарностью вспоминаю Елену Константиновну Медко, Светлану Борисовну Савельеву, Игоря Георгиевича Нешатаева, Андрея Ивановича Кибиткина, Ольгу Николаевну Меркулову и многих других. А Ольга Ивановна Соколова всегда так оптимизировала расписание, что я еще долгое время приезжал из Москвы, чтобы довести свои предметы и подготовить себе смену из молодых.

Мне нравилось тогда работать с такой заинтересованной аудиторией, каковой были взрослые люди с факультета переподготовки, решившие коренным образом поменять свою жизнь. Было ощущение, что я реально приношу им хоть какую-то пользу. «А может быть, это вообще самое полезное, что я сделал в жизни?» – задавал я сам себе этот вопрос. Пусть даже один из десяти потом сможет реально использовать эти знания хотя бы для того, чтобы обеспечить свою семью, то уже и это неплохо. Работа с абстрактными сейсмическими записями не давала такого ощущения. Поэтому я до сих пор по мере возможностей занимаюсь преподавательской работой, хотя основной остается работа в геологии и геофизике.

Полученные знания и навыки я сравнительно успешно использовал и для увеличения личного благосостояния. Средства на новенькую «Лада-21093» в экспортном варианте – практически лучший легковой автомобиль того времени – были получены мной исключительно от доходности личных финансовых операций. Хотя и обычная официальная зарплата за преподавание именно здесь, в ИМЭПе, была в разы выше по сравнению с той, которую получали преподаватели на чисто бюджетных технических факультетах. Пожалуй, она была и выше моего основного заработка в НИИМоргеофизики, который в эти наступившие трудные для геологии времена был не очень высоким.

Все же моя работа в этих двух «параллельных мирах» оказалась незряшной. Кроме очевидной материальной выгоды я получал моральное удовлетворение, наблюдая, как некоторые ученики занимают затем ключевые посты на местных предприятиях и в банках. А два моих аспиранта, у которых я был научным руководителем, защитили диссертации и получили ученые степени кандидатов экономических наук. Да и потом, благодаря в том числе и этой преподавательской деятельности, я в 2000 году получил, наконец, ученое звание профессора и соответствующий аттестат ВАКа.

* * *

Самое замечательное, что вспоминается о мурманском периоде нашей жизни, это великолепный и разнообразный досуг. Во многом это было возможно потому, что окружающие люди были чрезвычайно доброжелательны и открыты друг к другу, любили общаться и отдыхать вместе. Думаю, что это именно Север так сортирует людей. Ведь в Апатитах было то же самое. И на других «далеких северах» в то время чувство товарищества и взаимопомощи проявлялось в не меньшей степени. Случайные и неискренние люди «с камнем за пазухой» здесь надолго не задерживались. К сожалению, таких взаимоотношений нет ни в Москве, ни на юге России, Там, скорее, определяющим чувством у многих является зависть. Наибольшая радость у человека наступает не тогда, когда у него самого все хорошо складывается (это воспринимается как должное), а когда у соседа, образно говоря, «корова сдохла». А если, не дай бог, у соседа что-то лучше, чем у тебя, то места себе уже не находишь, и кажется, что нет в жизни счастья. Это, конечно, утрированно, но серьезные элементы такого поведения наблюдаются. На севере в большинстве своем люди умеют радоваться чужим успехам и удачам, часто воспринимая их как общие для коллектива единомышленников, потому что так ближе ощущается локоть друга и плечо товарища. Иначе здесь нельзя.

На протяжении последних семи лет моего пребывания в Мурманске моим любимым днем недели был четверг. Объясняется все предельно просто: в этот день после работы мы собирались дружным мужским коллективом и шли в баню. Чаще это была баня № 1 на Комсомольской недалеко от вокзала, А когда она была на ремонте, хаживали и во вторую баню, в конце проспекта Ленина. Особенно все хорошо было организовано в первой бане. Первую половину сеанса парились всухую – по сценарию сауны. Во второй половине начинали подливать и париться с веничками. Причем этот уклад сохранялся годами и никто из вновь прибывающих парильщиков, пытавшихся навести свои порядки, не в силах был его изменить. Это был знак уважения к привычкам, предпочтениям и вкусам друг друга. Каждый мог выбрать для себя подходящий интервал времени в парилке, либо воспользоваться обеими, что большинство и делало. В конце сеанса мы всегда собирали столик с нехитрой закуской и немного «принимали» после баньки, как учил Суворов. Бабушки-банщицы всегда отгораживали нам уголочек как многолетним завсегдатаям. Сейчас, спустя годы, кажется, что на этом свете трудно придумать что-либо более приятное и душевное, чем эти дружеские мужские посиделки после бани за кружкой пива с непринужденными разговорами. Как не хватает этого в сегодняшнем бешеном темпе жизни!