На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950

Когда я добрался до опушки, где были складированы заготовленные бревна, то увидел Колю, который о чем-то торговался с местным крестьянином. Потом Коля с удовольствием получил от крестьянина пачку денег, которые спрятал в карман. Его «клиент» забрался в сани, уже загруженные лесом. Тут мне пришлось спрятаться за деревом, для того чтобы избежать встречи с охранниками, которые направлялись обратно в лагерь. Сани уехали, но мне удалось догнать их, срезав дорогу, которая петляла между деревьями в лесу. Когда крестьянские сани повернули за поворот, я остановил его на дороге взмахом руки.

— Привет! — прокричал я.

Он сразу же узнал меня, наверное вспомнив, что я много раз был у них в деревне, и остановился.

— Откуда вы взяли эти бревна? — спросил я.

— Купил у ваших охранников.

— За сколько?

— Сто пятьдесят рублей и четверть водки.

Мы продолжали смотреть друг на друга. Он знал, что этот лес заготавливали военнопленные, что конвоиры не имели права продавать его. Но он знал и то, как трудно мне будет помешать такой сделке. Мы сверлили друг друга взглядами, как два борца на арене, которые никак не решались начать схватку.

— Хорошо, — отступил я в сторону, решив про себя, что запомню этот случай и воспользуюсь им, когда настанет удобный момент.

На следующий день я отправился в деревню и обошел там все дома в поисках улик. Не менее чем у семнадцати крестьянских домов я обнаружил бревна с отметками товарищей из моей бригады. Я тщательно переписал количество бревен и прикинул про себя примерный объем проданного на сторону леса. Всего у крестьянских изб было сложено примерно пятьдесят один кубический метр таких бревен. Пока я выполнял мою работу, несколько человек спросили у меня, что я делаю, но я просто улыбался им, ничего не отвечая. Встревоженные крестьяне стали мне рассказывать, что расплатились за лес яйцами, маслом, копченым мясом, курами или водкой. Они были явно напуганы: ведь нелегальная покупка леса считалась серьезным преступлением. В случае если их признают виновными в этом, этих людей ждут тюрьма или лагеря. Причем один из таких лагерей находился всего в пяти километрах. Это место пользовалось в округе зловещей славой.

Вернувшись вечером в лагерь, я рассказал новости товарищам, и мы сели кружком, чтобы тщательно обсудить положение, в котором оказались. Неожиданно в помещение, покачиваясь, вошел пьяный Коля с полупустой бутылкой водки в руке. Громко отрыгивая, он уселся за стол и начал рассказывать нам о своем походе в село Вадино. Этот человек был настолько одурманен алкоголем, что не замечал возникшую вокруг него атмосферу враждебности. А может быть, он все прекрасно сознавал, просто не придавал этому значения.

Указывая на меня дрожащим пальцем, Коля продолжал:

— Почему бы тебе не отправиться туда вместе со мной? Там женщины, красивые женщины. Они так и ждут мужчину вроде тебя. У них там настоящие концерты: все поют, танцуют и тому подобное.

— Не ходи с ним, — прошептал мне повар, который сидел рядом со мной. — Он явно что-то затевает.

— Не беспокойся, — прошептал я в ответ. — Когда он пьян, он никуда не попадет из винтовки, так что сейчас он не очень опасен. Я рискну.

Рука об руку, как лучшие приятели, мы с Колей отправились в то странное путешествие по лесной дороге. Утром я был в другой деревне, а не в Вадине. По-видимому, Коля предпочитал развлекаться подальше от мест преступления. Мы вошли в избу, откуда доносились дикие крики, свидетельствующие о том, что типичная разнузданная русская гулянка была в самом разгаре. Но как только мы ступили за порог, в доме воцарилась тишина. Мое появление стало для всех сюрпризом, люди просто не знали, как себя вести со мной. Коля, который тут же пустился в пляс с почти опустошенной бутылкой в обнимку, вряд ли мог быть здесь полезен, поэтому я сразу же попытался растопить лед, обратившись ко всем по-русски. Обстановка сразу же разрядилась, каждый вокруг стал предлагать мне водку и разнообразные закуски. Этот инцидент прекрасно характеризует русский характер: здесь инстинктивно очень сторонятся чужаков. Но стоит завоевать доверие этих людей, как все стараются быть с тобой добрыми и щедрыми.

Танцы происходили под аккомпанемент старого немецкого граммофона. Я оказался рядом с темноволосой голубоглазой девушкой, которая, стараясь перекричать царивший вокруг шум, рассказывала мне, что после войны побывала в Германии и ей там очень понравилось.

— Лучше вам не говорить этого по-русски, — предупредил я ее. — Даже здесь, на вечеринке. У вас могут быть неприятности. Вы говорите по-немецки?

Как оказалось, она знала мой язык, и какое-то время мы с удовольствием и открыто беседовали о достоинствах моей родины, пока люди вокруг не начали смотреть на нас с подозрением.

— Будет лучше, если здесь мы будем просто танцевать, чтобы не выделяться из толпы, — сказала девушка. — Я хотела бы сказать вам что-то очень важное.

Я неловко топтался рядом с ней, толкая окружающих и получая тычки в ответ, пока она продолжала говорить.