«Бункер героев» располагался за территорией лагеря. Это был перевалочный пункт между лагерем и тюрьмой, и каждый, кто попадал туда, рано или поздно получал тюремный срок. А иногда приговор был еще более суровым. Первым дорога туда выпала лейтенанту. Однажды утром его имя громко выкрикнули, после чего, посмотрев друг на друга, мы дружно прошептали «heldenbunker». Через час пришли за мной. Мы быстро попрощались с гауптманом, пожав друг другу руки. Каждый знал, что очень скоро и он должен будет присоединиться к нам в том зловещем месте.
Наше новое узилище было темным, холодным и грязным. Там стояло такое зловоние, что первые несколько часов пребывания мне хотелось кричать от отчаяния. Каждый сидел в одиночной камере, но перегородки между ними были сделаны из деревянных досок, и мы могли разговаривать, даже не повышая голоса. Мы пытались поддержать друг друга и самих себя, рассказывали своим товарищам свои истории. В соседней от меня камере сидел Эмиль, известный боксер. Ему удавалось отвлечь наши мысли о настоящем и ближайшем будущем увлекательными историями о его поединках в Англии, Америке, Италии, Венгрии, Швеции и других странах. Камеру с другой стороны занимал бывший командир подводной лодки, который был тонким знатоком богатейшего репертуара морских легенд. Перед рассказами этих двух людей мои собственные воспоминания о горных походах и катаниях на лыжах выглядели довольно бледно. Ведь бои на ринге или приключения на море гораздо легче описать, чем величественное безмолвие гор во время восхождений.
Нам никак не удавалось вовлечь в наши разговоры лейтенанта. Тот казался подавленным, как будто уже чувствовал петлю вокруг своей шеи. Всего неделей раньше на берегу Днепра были повешены семь немецких офицеров, а моему соседу инкриминировали те же преступления. Во время допроса капитан Рошков постоянно заявлял, что если лейтенант не признает свою вину, то обязательно будет повешен. Его вынуждали сознаться, хотя это признание вовсе не гарантировало, что лейтенанту сохранят жизнь. Ужасное преступление, совершенное этим офицером, состояло в том, что, будучи интендантом, он отнимал у населения скот и картофель. Полагаю, что если ко всем подходить с этой точки зрения, то любой солдат во все времена являлся преступником.
В предвидении своей скорой смерти лейтенант целыми днями плакал и стонал, доходя до состояния истерии. Мы делали все, что могли, чтобы остановить его, но ответом на любые наши слова всегда была одна и та же фраза: «Они повесят меня». После каждого допроса он в мельчайших подробностях рассказывал нам о вопросах, которые ему задавали, о том, что делалось для того, чтобы добиться от него нужных ответов. В конце концов, он оказался полностью во власти страха и отчаяния. Его стойкость была сломлена, и он сам решил свою судьбу. Лейтенанта привели обратно в камеру, где он, дрожа от стыда, провел свою последнюю ночь, после чего его отправили отбывать двадцатипятилетний срок наказания в Сибири.
Эмиля обвиняли в тех же преступлениях, однако здесь палачи допустили ошибку, согласившись провезти его по деревням, которые он якобы ограбил. Ни в одной из них никто не смог даже опознать этого офицера; капитан Рошков был в ярости. А в последнем селе его не только узнали, но и стали громко хвалить за доброе отношение к местным жителям. И несмотря на суровые окрики конвоя, «обворованные» крестьяне дружно провожали Эмиля назад со словами одобрения и похлопываниями по плечу. Не помогла даже зловещая репутация НКВД и явное неодобрение его сотрудников. Благодаря этому в один из вечеров нас всех ждал приятный сюрприз: Эмиля возвращали из бункера обратно в лагерь.