На войне как на войне. «Я помню»

– Давайте сразу определимся. Вы просили, чтобы я говорил, как все было на самом деле. «Правду войны» хотите? Хорошо… Тем более мы не на митинге, посвященном Празднику Победы… Сколько солдатской крови пролили в тех боях, до сих пор никто не знает. Кидали нас в мясорубку без малейшей жалости. Историки цифрами по сей день «играют». Поймите, я был «Ванька-взводный», войну видел не на оперативных картах и не в тыловом обозе. Меня смерть каждый день в гости ждала, да я, видимо, тогда опоздал. Мне всякие гениальные стратегические и тактические замыслы никто из полководцев не докладывал. Я прошел от Зееловских высот до Бранденбургских ворот – самый кровавый свой путь за всю войну. Две недели в бою, в составе штурмовых групп. Поэтому имею право сказать, что если в те дни и был ад на земле, то ад находился в Берлине. Это в штабах на гармошках играли да за победу выпивали. Всего не буду рассказывать, хватит вам нескольких эпизодов. Есть такая пословица: «Больше всего врут на войне». Так слушайте правду. Хотя начнем с информации, за достоверность которой я не ручаюсь. В лагере сидел с одним бывшим офицером разведотдела армии. Так, с его слов, 15 апреля немцы взяли «языка»-офицера, и он сообщил им час начала наступления, и «гансы» все войска отвели вовремя в тыл. Когда начальство с «прожекторами баловалось», в передовых немецких траншеях было только боевое охранение… Но встретили они нас смертельным огнем. Был у нас солдатик 18 лет. Перед наступлением рассказал, что его три брата уже погибли на фронте, и он у матери один остался. Думаю, как сохранить этого бойца. Приказал от меня ни на шаг, а главное, как в атаку пойдем, держаться только позади танка, вплотную к корме. Трудно описать ощущения, испытанные мной, когда пошли вперед. Свет прожекторов, небо черное над нами, канонада такая, что оглохли все сразу. Так у парнишки этого обмотка распустилась. Он на мгновение остановился, чтобы ее поправить, и сразу пуля в сердце. Тоскливо мне стало. Не уберег я его… Два дня мы на этих высотах бились. Сержант, с моего взвода, лежит в воронке рядом и говорит мне, что так только в 1942 году под Ржевом людей гробили. Танки наши рядами стояли сгоревшие. Пройти они не могли, немцы на всех направлениях рвы с водой сделали. Танкисты на склонах остановились, и их, как в тире, истребляли. Прорвались мы к концу второго дня. Все роты перемешались, командиров почти всех из строя вывело. Помню, ворвались на железнодорожную станцию, а нас из зениток «крошат». Подошли танки ИС-2. Снова живем…

20 апреля сформировали штурмовые группы. В нашей группе было человек пятьдесят. Огнеметчиков нам дали, взвод пушек из полковой батареи и прикрепили взвод танков. Даешь Берлин! Десять дней уличных боев… Из каждого окна и подвала по тебе стреляют, грохот кругом неимоверный. На каждой улице баррикады, куски от стен на головы рушатся. Снайперы свирепствуют.

Потери дикие, каждый день группы пополняют, сливают между собой, а к вечеру все равно нас меньше половины оставалось. Театр какой-то захватили, еще бой идет, а я от усталости к роялю, стоявшему в центре зала, прислонился и сразу заснул. Бойцы смеются: «Наш старшина – пианист…» Стены комнат в домах «фаустами» пробивали и так шли дальше. Про рукопашные не буду рассказывать… Танки наши подбили. Я раненого механика из люка вытащил, на спину взвалил, отбегаю от танка, а в это время танкиста пулеметной очередью прошило. Выходит, телом своим меня прикрыл. Последний танк нашей группы получил снаряд от вкопанной в землю «пантеры». Башня от Т-34 отлетела и своим весом еще несколько бойцов насмерть задавила. Вот такая война там была. Я эту Унтер-ден-Линден до сих пор по ночам вижу. Снова нас объединили с другой штурмовой группой, разведчиков дивизионных подкинули, и опять вперед. Бьемся за здание какое-то, дым кругом, смрад, а потом рассказали, что брали мы Министерство иностранных дел, национальный банк, Министерство пропаганды.

Довелось мне и в берлинском метро водички похлебать. В фильме «Освобождение», то, что в метро творилось, показано довольно честно. Мы, правда, там тоже стреляли налево и направо. То, что я там не потонул, иначе как чудом не назову.

1 мая вышли к рейхстагу, если я правильно запомнил, на Вильгельмштрассе, здесь самый страшный бой был, там много наших ребят поубивало. Не сдавались немецкие гады. Там, в конце боев, одни войска СС были, а они сопротивлялись до последнего. В рейхстаг зашли, когда бой в здании затихал, только в подвалах еще шла стрельба. Даже радоваться сил уже не было.

Вот такой кровью брали Берлин… Это я вам не содержание фильма ужасов рассказал… Расписался на стене рейхстага: «Гершман из Гомеля».

На этом для меня война закончилась.

– За бои в Берлине вас представили к ордену Славы первой степени. Почему вы не получили эту награду?