И там в лесу нас начали сортировать: кто отслужил в армии, тех сразу отправляли в боевые части, а тем, кто не служил и был неподготовленным, говорили: «Когда понадобится, мы вас вызовем». Меня, естественно, «отшили», но я не успокоился, встал второй раз в очередь, и мне еще раз сказали: «Когда потребуется, мы вас вызовем». Что еще оставалось делать, и я пошел домой, благо это был мой родной район. Пришел в село, но все жители оказались эвакуированы в соседнее село Мокра, так как около нашего села по Днестру проходила линия оборонительных укреплений, построенная еще до войны. Но все эти доты и дзоты так и не пригодились, так как наши войска, чтобы не попасть в окружение, отступили, и через три-четыре дня мы уже оказались оккупированы на долгих три года…
– С августа и примерно по декабрь сорок первого по Днестру плыли тела казненных людей… Коммунистов, комсомольцев, разных активистов советской власти, да и просто оклеветанных людей, евреев выводили на мост в Рыбнице и даже не расстреливали, а просто били прикладом по голове и сбрасывали в Днестр…
Там же, в Рыбнице, была политическая тюрьма, в которую сажали активистов советской власти. Но перед самым уходом румыны ее сожгли вместе со всеми заключенными… По-моему, там погибло и несколько наших односельчан.
– Вообще, в том районе у нас все села смешанные: молдаване, украинцы, русские – все жили вместе. У меня, например, отец украинец, а мать молдаванка. Все жители у нас спокойно говорили на трех языках, и бывало даже, что в разговоре один спрашивает на украинском, а другие ему отвечают на молдавском либо русском. Даже у нас в семье между собой мы говорили не на каком-то одном языке, а сразу на двух-трех. Всегда у нас в селе люди жили дружно, не смотрели на то, кто какой национальности, кто на каком языке говорит. Простым людям делить нечего, это у нас на уровне «гнилой интеллигенции» уже начинаются всякие вопросы…
У нас в селе жили три еврейские семьи, которые после прихода румыны отправили в рыбницкое гетто. Наш бывший председатель сельсовета Кравец тоже эвакуироваться не успел, поэтому после начала оккупации он прятался в окрестностях села, но уже когда начались морозы, видно, его кто-то выдал, румыны его арестовали и привезли в село. Построили виселицу и решили устроить показательную казнь. Собрали людей и начали их опрашивать, кто пострадал от него лично, но его так никто и не предал, и ни один человек против него показаний не дал. И вы знаете, после этого румыны не решились его казнить, они его просто отправили в рыбницкое гетто. Я знаю, что наши односельчане, бывая по делам в Рыбнице, старались с ним встретиться и передать ему хоть что-нибудь из продуктов. Благодаря этой помощи и сам Кравец, и вся его большая семья смогли пережить оккупацию, и потом так и жили в нашем селе.
А я в Рыбнице после войны был знаком с Николаем Лазаревичем Довидзоном, который был секретарем подпольной комсомольской ячейки Рыбницкого гетто. Ему тоже посчастливилось там выжить, и потом он геройски воевал в нашей 41-й дивизии…
Я знаю, что в Дубоссарах есть большое захоронение казненных фашистами людей. Там выкопали одиннадцать больших рвов и закопали в них около десяти тысяч расстрелянных людей, но не только евреев, но и многих других… Уже не помню, в каком году на траурный митинг, посвященный этим трагическим событиям, приезжал один человек из Израиля. Он выступал и рассказал, как ему тогда «повезло»: он упал в ров даже не раненный и смог выбраться из него только через три дня…
– Могли, конечно, но вот не выдали. Не знаю, я думаю, что просто все уважали моего отца, он пользовался у людей большим авторитетом, наверное, это сказалось.
Но во время оккупации произошел один случай, и если бы не мой дядя, то, думаю, мы бы с вами сейчас не сидели и не разговаривали… Мой родной дядя, который в нашем селе до войны был секретарем сельсовета, был заядлый рыбак, и один раз он со своим товарищем, как обычно, рыбачил на берегу Днестра. И прямо на него с правого берега приплыла лодка, в которой было два человека и, как оказалось, искали меня. Они были из того самого села Валя-Русулуй, в котором я работал до войны, и приехали со мной рассчитаться…