На войне как на войне. «Я помню»

Я был высоким и сильным, весил тогда девяносто четыре килограмма, наверное, именно поэтому меня и направили служить наводчиком крупнокалиберного пулемета ДШК в 52-ю отдельную зенитно-пулеметную роту, ведь наводчику требовалось обладать недюжинной физической силой, чтобы управляться с этим пулеметом. Никакой предварительной учебы я не проходил, сразу попал в боевую часть. Форму мне тоже выдали не сразу, а только через пару дней, когда мы уже стояли возле Оргеева.

– Как вас встретили в роте?

– Я человек довольно общительный, поэтому проблем с общением в коллективе у меня никогда не было. Командир взвода провел со мной небольшое занятие, рассказал устройство пулемета и даже дал мне попробовать пострелять.

– Какова была ее структура, основные задачи?

– В роте было три взвода, по три пулемета в каждом. Расчет каждого пулемета состоял из трех человек: командир, наводчик и подносчик боеприпасов, т. е. в каждом взводе было где-то по десять человек, а всего в роте человек тридцать пять, наверное.

Нашей основной задачей было даже не сбивать немецкие самолеты, а просто их отогнать, предотвратить прицельную бомбежку наших войск, и должен сказать, что с этой задачей мы довольно успешно справлялись. Когда мы открывали огонь всей ротой, то немцы зачастую просто беспорядочно сбрасывали свои бомбы и улетали.

– Как вы можете оценить пулемет ДШК? Боеприпасов всегда хватало?

– Очень хороший пулемет, ведь недаром он до сих пор стоит на вооружении.

– Боеприпасов было достаточно?

– Патронов у нас всегда хватало, по самолетам мы стреляли вперемешку трассирующими и обычными патронами.

– У вас, зенитчиков, не было такого ощущения, что вы «смертники», ведь вы же самая первая цель для вражеских самолетов?

– Безусловно, так и было, но такого ощущения, что мы обязательно погибнем, у нас не было, чувство долга – вот что превалировало над всем остальным.

– Именно первый бой вы запомнили? Что вы почувствовали тогда?

– Первый налет, который мне довелось отражать, произошел через несколько дней, после того как я оказался в роте, но какого-то особого страха или растерянности я не почувствовал. Дело в том, что у меня был сильный внутренний настрой сражаться с фашистами, морально я был к этому готов, не зря ведь и пошел на войну добровольцем.

– Удавалось вашей роте сбивать немецкие самолеты?

– Да, я уже точно не помню сколько, но около пяти самолетов нам сбить удалось. Но какой расчет сбивал самолет, было непонятно, ведь стреляли-то все вместе. Я, конечно, тоже стрелял, но не могу сказать, что предположительно это я сбил, такой уверенности у меня не было.

– В каком направлении двигалась ваша дивизия?

– С нашего сельского винзавода взяли бочки, саперы на них сделали настил, по которому через Днестр переправилась вся дивизия, и начали наступать в направлении Оргеева. Буквально через день или два мы его взяли, но сил наступать дальше больше не было, поэтому встали там в оборону и простояли на том рубеже до самого начала Ясско-Кишиневской операции, т. е. где-то четыре с половиной месяца.

Там у меня произошел памятный случай. Где-то посреди этого срока меня пришла навестить моя мама. Не знаю, как она узнала, где мы находимся, но факт, что она босая пешком пришла к линии фронта и нашла меня. На такое способна, конечно, только родная мать… Нам разрешили встретиться, она даже переночевала там одну ночь у меня. И вечером, когда мы с ней говорили, наши «Катюши» начали обстреливать немецкие позиции. Я решил прихвастнуть, и говорю ей: «Смотри, мама, как мы немцев бьем!» А она мне ответила: «Чему же ты радуешься, сынок, ведь там убивают людей…» Все-таки только матери понимают, что значит родить и воспитать ребенка…

Мы там простояли столько времени в обороне, поэтому говорили даже, что и мы, и немцы чуть ли не поименно знали всех командиров частей, стоявших напротив, но буквально накануне наступления нашу дивизию оттуда сняли и направили в сторону Теленешт. У нас в роте было три «студебекера», каждый из которых перевозил по одному взводу, т. е. по три расчета. Два пулемета везли в транспортном положении, а один устанавливали так, чтобы из него можно было стрелять.