На войне как на войне. «Я помню»

Но по дороге в одном месте наш «Студебекер» наехал задним колесом на противотанковую мину… И опять мне крупно повезло: я сидел как раз сзади, но на другой стороне. Когда меня выбросило из машины, я упал прямо головой вниз на пашню и потерял сознание. А когда очнулся, то вскочил и как очумелый бросился бежать, но какие-то солдаты меня остановили… Оказалось, что от взрыва всех одиннадцать человек нашего взвода раскидало в разные стороны, и только я один оказался не ранен, меня только контузило… Правда, в основном ранения были легкие, но у одного из наших солдат был разворочен живот, оторвана нога, и я думаю, что он не выжил…

То, что произошло с нашей машиной, видел или слышал кто-то из моих односельчан и, видно, написал об этом домой, в общем моим родным передали, что я погиб… Хорошо еще, что я вскоре отправил письмо, что со мной все в порядке… Но в медсанбат меня не отправили, я приходил в себя в своей роте.

Вы знаете, после войны мне по работе пришлось много ездить по Молдавии, я ее исколесил буквально вдоль и поперек, но на то место так и не заехал…

Потом мы участвовали в освобождении Кишинева, 122-й стрелковый и 89-й артиллерийский полки получили даже почетное наименование Кишиневских. Затем наша дивизия переправилась через Прут в Румынию, освобождала город Васлуй.

Недалеко от Васлуя, в отрогах Карпатских гор, нашу дивизию поставили на пути возможного прорыва из окружения немецких войск, и вот там со мной случился самый яркий мой боевой эпизод, за который меня даже наградили медалью «За отвагу».

Дивизия расположилась в деревне, носящей очень благозвучное для русского уха название – Ибанешты, которая находилась в низине, а наш взвод, как обычно, занял позицию на самой высокой точке в округе. В сторону Прута от нас буквально метрах в ста был лес.

Ночью, это было 2 сентября, где-то в двенадцать часов, как раз было время моего дежурства, я вдруг заметил, что между нами и лесом, вдоль наших позиций, строем идет большая колонна немцев, и, судя по направлению их движения, они должны были выйти как раз на позицию артиллерийской батареи, которая была неподалеку от нас. Я разбудил своего напарника, оставил его у пулемета и побежал будить нашего командира взвода. Всех, конечно, разбудили, заняли свои места у пулеметов, а командир взвода пришел к нам в расчет и всех предупредил: «Без моей команды не стрелять».

И вот когда он ее вот-вот уже должен был отдать, он вдруг вскочил в полный рост на бруствер и в этой полной ночной тишине во весь голос закричал: «По противнику огонь!» Он кричал так, как будто отдавал приказ целому полку, а ведь перед нами никакой пехоты не было, да и нас только одиннадцать человек… Но нам повезло в чем? Была лунная ночь, видимость была довольно хорошая, но там между нами была какая-то лесопосадка, поэтому немцы нас и не заметили.

В общем мы открыли огонь, когда немцы были от нас, наверное, метрах в пятидесяти… У них сразу возникло сильное замешательство, правда, попытался огрызаться один пулемет, но мы его сразу подавили. Этот фактически расстрел, продолжался всего пару минут, немцы бросились в сторону леса, а своей пальбой мы разбудили всю округу. К нам из деревни прислали подкрепление, но до утра решили немцев не преследовать.

А утром силами нашей дивизии этот лес окружили, и в плен тогда мы взяли несколько тысяч немцев… За тот ночной бой наградили и меня, и нашего командира взвода, кажется, орденом Красной Звезды. Сколько мы тогда положили немцев, я не знаю, мы туда смотреть не ходили, а у нас во взводе в том бою потерь не было, никого даже не ранило.

После окончания Ясско-Кишиневской операции нас отправили на переформировку на Западную Украину, под Ровно, и там нам пришлось столкнуться с бандеровцами. Их сейчас украинские власти стараются реабилитировать, но я-то знаю, какие подлые и жестокие были эти гады… Как они коварно, исподтишка убивали наших солдат… Мы знали, что они даже с помощью смазливых девиц заманивали наших солдат и убивали их…

Но там мы пробыли недолго, где-то месяц, и нас отправили обратно в Румынию. Без особых боев освобождали Румынию, Югославию, а уже где-то в ноябре мы переправились через Дунай в районе венгерского городка Мохач и начали наступление на Будапешт.

Под Секешфехерваром были тяжелейшие бои, если не ошибаюсь, то этот город мы брали и оставляли несколько раз, но там немцы бросили против нас 6-ю танковую армию Гудериана, с отборными эсэсовскими дивизиями, и части РОА. Причем, как потом выяснилось, Власов и командующий нашим фронтом Толбухин были однокашниками в Академии Генерального штаба, и немцы нам даже сбрасывали «для него» листовки примерно такого содержания: «Федя, уходи за Дунай, а то мы тебя в нем искупаем…» Но в Дунае нас немцы так и не искупали, хотя потрепали сильно…