– Катя, мне нужно срочно тебе кое-что сказать, – услышала я голос Антона и моментально проснулась.
– Что случилось? – стало вдруг мне страшно.
– Через пять минут выйди из квартиры, – сказал он и отключился.
И я с бешено забившимся сердцем вскочила на ноги. Мне вдруг показалось, что ему нужно срочно уезжать – не послезавтра вечером, а прямо сегодня ночью, и он хочет со мной попрощаться.
Как во сне.
Осторожно, чтобы не разбудить Нелли, я переоделась и поспешила ко входной двери, столкнувшись в темноте с Эдгаром, который возвращался в свою комнату.
– Ты куда? – удивленно спросил он.
– Да так, – уклончиво отвечала я.
– К ботоводу? – догадался вдруг старший брат.
– К нему, – вздохнула я.
– В четыре часа утра? – вздернул бровь Эдгар и задал вполне логичный вопрос: – Зачем?
– Ну, надо, – замялась я.
Эд посмотрел на меня, как на умалишенную, но ничего не сказал, а скрылся в своей комнате, в которой гудел компьютер.
Когда я вышла на ярко освещенную площадку, щурясь на свету, Антон уже ждал меня. Он стоял несколькими ступеньками ниже, прислонившись к стене, и держал в руке светлую круглую корзину с простыми полевыми цветами. Белые ромашки, голубые и нежно-синие васильки, немного декоративной зелени – казалось, что в корзинке спряталось целое летнее поле.
Правда, куда больше цветов меня интересовал Тропинин и его неожиданное предложение о ночной встрече.
– Что случилось, Антон? – взволнованно спросила я.
Он улыбнулся, но не весело, скорее как-то грустно, но с неожиданной теплотой, почти щемящей.
– Хотел сказать тебе кое-что важное, Катя – Антон поднялся и коснулся прохладными губами моей щеки. Замер так на пару секунд, будто наслаждаясь, и только потом отстранился.
– Что сказать? – не поняла я, боясь в эти секунды больше всего на свете, что он скажет, будто уезжает прямо сейчас и пришел попрощаться.
– Я тебя люблю. – Вместо этого услышала я и облегченно выдохнула.
Антон протянул мне корзину.
– Спасибо… Они чудесные.
– Как и ты.
– Знаешь, мне, конечно, приятно это слышать, но ты до утра потерпеть не мог, чтобы сказать? – спросила я, почти бездумно касаясь тонких лепестков кончиками пальцев. От цветов умиротворяюще пахло луговым разнотравьем.
– Что такое? Ты не рада? – удивился Антон. Судя по его виду, спать он еще не ложился.
Черная футболка с оскаленным в хищной ухмылке черепом, такого же цвета штаны со шнуровкой по бокам, кроссовки на толстой подошве. На одном уже – кафа с шипами и конусом на цепочке. В глазах – мягкий янтарный свет. Волосы уложены в творческом бунтарском беспорядке, словно их и не касались руки парикмахера, а сами они решили растрепаться столь хаотично и привлекательно одновременно. Видимо, Тропинин пребывал в образе Кея. Возможно, где-то тусовался с парнями из группы или общался с фанатами… По крайней мере, концертов в клубах у них больше не было запланировано.
Было в его образе, столь знакомом и далеком одновременно, нечто едва уловимо-агрессивное, эмоциональное, почти неистовое, будто бы он еще не отошел от образа музыканта. А еще чувствовалась усталость – она залегла где-то там, в глубине глаз с чуть расширенными зрачками.
Или все дело было в цветных линзах?
– Ты меня ужасно напугал, – легонько ударила я Антона по твердому плечу. Он удивленно посмотрел на меня, поймал мою свободную руку за запястье и поцеловал. По коже тотчас поползли мурашки. Где-то послышался шум крыльев бабочек.
Бабочки-мутанты?
– Подумалось даже, что ты уезжаешь, – призналась я, а он вновь провел губами по тонкой коже. И ответил уверенно:
– Глупости, зачем мне уезжать сейчас?
– Не знаю, – вздохнула я, касаясь его волос – так и есть, в лаке. – Ты такой необычный сегодня.
– Были на интервью, – отмахнулся он. – Потом в клубе. Прощальная вечеринка и все такое. Прощались и веселились.
– Вот как? – чуть-чуть ревниво спросила я. – Надеюсь, ты ничего запретного не делал?
– Каюсь, опрокинул пару раз виски, – улыбнулся он, накручивая мои волосы на палец. То ли алкоголь, то ли привычный образ крутого музыканта делали его раскрепощеннее. Но нетрезвым он не казался.
– Хоть не целую бутылку, – проворчала я. – А девушки там были?
– Много, – лениво отозвался Кейтон. И лукаво глянул на меня. – Этой ночью без подружки не остался никто. Но давай говорить откровенно, Катя. Если есть ты, зачем мне нужен кто-то еще? Логично?
– Логично, – прошептала я, не в силах перестать смотреть на него – он понял это. Он осторожно взял из моих рук корзину с полевыми цветами и поставил на ступеньку. А после поцеловал меня – так, словно мы не виделись недели две, хотя расстались вечером.
То ли от его чувственных губ, то ли от осторожных, иногда – на грани фола касаний, но у меня стали подрагивать колени. И хотя я была прижата спиной к стене, казалось – стоит Кейтону убрать руки, я упаду.
«Я люблю тебя, Антон Тропинин, какую бы маску ты ни носил», – пронеслось у меня в голове, и я сильнее сжала пальцы на его спине. Он, словно прочтя мои мысли, прошептал едва слышно мое имя, срывая с губ поцелуи.