На волнах Приморья

Упомянутая девушка Никиты, с которой он встречался полтора года, незаметно испарилась, как пар из носика остывающего чайника. Будучи студенткой Дальневосточного федерального университета, она нашла Никиту на осеннем молодежном празднике. Никита ей понравился манерами и внешностью, но отпугнул своим внутренним миром, оказавшимся слишком запутанным для нее. Долго она разматывала этот клубок, но на первом же узелке бросила и сбежала, чему Никита откровенно порадовался, давно поняв, что они разные люди и что кроме постельных утех их ничего, по сути, и не связывает.

Полгода Никита не мог завести никаких отношений. Не мог? Скорее не хотел, понимая, что не выдержит очередного разочарования. Не хотел до сегодняшнего дня, когда прекрасный, чистый взгляд кареглазой Кристины прямыми лучами не ранил его в самое сердце.

О ней студент и думал, заходя внутрь синего вагончика с треугольным значком "ВРЗ-1".

– Внутрь Романтики Заходят в одиночку, – прошептал Никита, своеобразно расшифровывая аббревиатуру и пытаясь представить Кристину, вдруг вошедшую следом.

Что бы он сказал ей сейчас? Что наконец-то закончился учебный год, а погода не обещает нас радовать? Пустой бред. Спросил бы, куда она поедет отдыхать и где уже была ранее? Пресная муть. Предложил бы прямо повстречаться без каких бы то ни было надежд и расчетов на дальнейшее? Приторная чушь. Первый этап ты выдержала с блеском, этап второй – сколько ты могла бы держать меня за руку? Почему бы и нет! Главное оригинальность, ну хоть какая-то. От взгляда к прикосновенью, от прикосновенья к поцелую, от поцелуя… Как же! Размечтался!

Вагончик дернулся и заскользил по склону Орлиной сопки, заставляя молодого пассажира переменить тему размышлений.

"И почему фуникулер не работает ночью?" – думал Никита, уткнувшись взглядом в стекло. – "Сползал бы медленно в сиянье шарообразных ламп, а в темных окнах городской пейзаж и бухта зажигалась бы огнями, с гудками грустными проходящих под мостом судов".

В сладкой дымке фантазий вагончик быстро доставил Никиту на Пушкинскую улицу, и строгий взгляд девушки-машиниста с волевым подбородком заставил немногочисленных пассажиров выйти. На этой улице, в доме под номером шесть, на девятом этаже и жила семья Садаковых, состоявшая из двух человек – матери и сына. Окна двухкомнатной квартиры выходили на набережную, а за невысокими старинными постройками Светланской улицы был хорошо виден Золотой мост, и бухта распростерлась как на ладони, даря смотрящим надежду на лучшее.

Тесная дорога с рядами припаркованных автомобилей на еще не разбитом асфальте довела молодого человека до родной кирпичной стены красной многоэтажки, утопавшей, будто во рву. Никита повернул на мостик, трапом перекинутый к подъездной двери, дошел до середины и, облокотившись на перила, плюнул вниз.

Домой не хотелось. Посвежевшая голова и разгулявшиеся ноги требовали продолжения, однако желудок быстро убедил их в обратном, настырно проурчав. Ему хозяин и подчинился, спустя какие-то минуты, оказавшись на кухне уплетающим холодный обед, не разогретый по вине разбушевавшегося голода и молчаливой лени. Свежий воздух и унылая погода сделали свое дело, а утром, из-за волнения по предстоящему экзамену, Никита не мог затолкнуть в себя даже маленький бутерброд. И вот теперь желудок сыт, голова спокойна, тело расслаблено. Осталось удовлетворить лишь сердце, вот только с ним на порядок сложнее. Если мысли можно подчинить, то чувства никогда. И к молодому человеку вновь возвратился образ загадочной Кристины Максеевой.

– Вот привязалась, – проворчал Никита, выходя на балкон и, не успевая оглядеть окрестности, был отвлечен сигналами сотового телефона.

– Могу поздравить? – раздался в трубке голос матери.

– Да, – ответил Никита. – Четыре.

– Молодец, хотя я почему-то была уверенна…

– Как и я! – резко перебил сын. – Но, видимо, в некоторых случаях куда важнее удача.

– Поел?

– Конечно.

– Тогда до вечера.

– До веч…

– Деду позвони! – отрубил женский голос, будто в отместку. – Он сильно за тебя волнуется!

Последовали короткие гудки.

Мать Никиты была весьма уверенным, в меру строгим и очень добросовестным человеком. Как большинство нормальных матерей-одиночек, взваливших на себя воспитание, управление и заработок, она почти смирилась с неустроенной личной жизнью, находя утешение в работе и ответственности за единственное чадо. Но Никита избалованным не был. Мать, нужно отдать ей должное, знала, как обжечь глиняного мальчика, чтобы получился закаленный мужчина и в этом, небезуспешно, ей очень помогал дед, принимавший непосредственное участие в изваянии внука, полость которого получилась вполне приличная, оставалось лишь расписать подходящими красками, да чем-нибудь полезным наполнить. Но на Никиту не давили, предоставляя делать выбор самому, и только слегка направляли вектор, предостерегая от опасностей и ошибок. И пока Никита выполнял то, что от него ожидали в главных и важных делах, в незначительных мелочах он получал послабление.