— Они способны пойти на крайние меры? То есть, я хочу сказать, будут ли они стрелять или что-нибудь в этом роде?
Она покачала головой.
— О нет, это может вызвать довольно сильный хроноклазм, особенно если они убьют кого-нибудь.
— Но то, что вы здесь, наверное, уже вызвало целый ряд довольно мощных хроноклазмов? Что же хуже?
— Мои хроноклазмы все учтены. Я это проверила по историческим источникам, — ответила она довольно непонятно. — И они успокоятся, как только тоже догадаются проверить это.
Она на мгновенье замолчала. Затем с таким видом, будто нашла более интересную тему, заговорила снова:
— Когда в ваше время люди женятся, они надевают специальную одежду, да?
Казалось, что эта тема ее очень привлекает.
— Мне, пожалуй, нравится замужество в двадцатом веке, — сказала Тавия.
— И в моем мнении оно тоже поднялось, дорогая, — признался я. И в самом деле, я с удивлением отметил, насколько оно поднялось в моем мнении за последний месяц.
— В двадцатом веке супруги всегда спят в одной большой кровати, дорогой? — спросила она.
— Неизменно, милая, — уверил я ее.
— Смешно, — сказала она. — Не очень гигиенично, конечно, но все-таки очень мило.
Мы задумались над этим.
— Милый, ты заметил, что она больше не фыркает на меня? — спросила Тавия.
— Они всегда перестают фыркать, когда им предъявляют свидетельство, дорогая, — объяснил я.
Некоторое время беседа мирно текла по руслу личных тем, не слишком интересных для других людей. Наконец я сказал:
— Похоже на то, дорогая, что нам больше нечего беспокоиться по поводу твоих преследователей. Они бы уже давно явились, если б волновались так, как ты думаешь.
Она покачала головой.
— Мы должны по-прежнему, соблюдать осторожность. Но вообще что-то странно. Наверно, это из-за дяди Дональда. Он плохо разбирается в технике. Ты можешь судить об этом по тому, как он настроил машину, чтобы прийти к тебе, — с ошибкой на два года. Но нам ничего не остается делать, как ждать и соблюдать осторожность.
Я поразмыслил немного и сказал:
— Мне вскоре придется устроиться на работу. Тогда будет труднее следить, чтобы они не застали нас врасплох.
— На работу! — воскликнула она.
— Двое не могут прожить на те же деньги, что один. И жены всегда стремятся поддержать определенный уровень, и это справедливо, в меру, конечно. Та небольшая сумма, которая у тебя есть, недостаточна.
— Об этом нечего беспокоиться, милый, — заверила меня Тавия. — Ты ведь можешь что-нибудь изобрести.
— Я? Изобрести?
— Конечно. Ты ведь довольно хорошо знаешь радиотехнику, да?
— Ну, я прослушал курс по радиолокации, когда служил в КВФ.
— Ах, КВФ, Королевский Воздушный Флот! — воскликнула она восторженно. — И подумать только, что ты и в самом деле принимал участие во второй мировой войне! А ты был знаком с Монти или с Айком Эйзенхауэром?
— Лично — нет. Я служил в других частях.
— Какая жалость! Но вернемся к другому. Тебе надо будет достать какие-нибудь работы по радиоэлектронике, только посложнее, и я покажу тебе, что изобрести.
— Ты!.. Ага, понимаю. Но ведь это не очень этично, — произнес я с сомнением.
— Не вижу почему. В конце концов эти вещи должны же быть изобретены кем-нибудь! Иначе как я могла бы изучать их в школе?
— Я… мне надо немного подумать. — сказал я.
Наверно, это было простым совпадением, что именно в тот день я заговорил насчет преследования; по крайней мере это вполне могло быть совпадением. С тех пор как я встретил Тавию, я стал с подозрением относиться к совпадениям. Как бы то ни было, в это самое утро Тавия, выглянув в окно, сказала:
— Дорогой, там кто-то машет нам из кустов.
Палка с привязанным к ней белым носовым платком медленно раскачивалась из стороны в сторону. В бинокль я разглядел, что ею орудовал пожилой мужчина, почти совсем скрытый кустарником, который растет на склоне холма. Я передал бинокль Тавии.
— Ах, это дядя Дональд! Пожалуй, нам надо его принять. Он, кажется, один.
Я вышел из дому, прошел до конца дорожки и помахал ему рукой. Вскоре он вылез из кустов, неся палку с платком, как знамя. Его голос слабо донесся до меня: «Не стреляйте!»
Я поднял руки, чтобы показать, что я не вооружен. Тавия тоже вышла на дорожку и встала со мною рядом. Подойдя к нам, он переложил палку в левую руку, а правой приподнял шляпу и вежливо поклонился.
— О сэр Джеральд, как приятно вновь встретиться с вами, — сказал он.
— Он не сэр Джеральд, дядя, он мистер Ляттери, — сказала Тавия.
— Ай-ай-ай, как глупо с моей стороны!.. Мистер Ляттери, — продолжал он, — я уверен, что вам будет приятно узнать, что рана оказалась скорее неудобной, чем серьезной. Все кончилось тем, что бедняжке придется некоторое время полежать на животе и кушать стоя.
— Бедняжке? — спросил я, ничего не понимая.
— Тому, кого вы подстрелили вчера.
— Подстрелил?
— Это произойдет завтра или послезавтра, — быстро вставила Тавия. — Дядя, вы действительно не в состоянии правильно устанавливать рычаги. Это ужасно!
— Принцип-то я понимаю, моя дорогая. Но на практике немного путаюсь.
— Ну, неважно. Раз вы уже здесь, входите, — сказала она ему. — А платок можете убрать в карман, — добавила она.