На восходе луны

Коротко и внятно. Никакой тебе лирики, никаких лживых попыток сблизиться с ребенком. Все предельно честно и откровенно: ты не моя дочь и никогда ею не станешь. Вроде и обижать не обижал, бывал даже иногда ласков с Аришкой, но чаще просто холодно-корректен, словно со взрослым посторонним человеком. В отношениях же с Мариной старался афишировать нежность и теплые чувства. Что уж он на самом деле испытывал к ней, неизвестно, но нежность и теплота его выглядели явно притянутыми за уши. Не грели Марину его комплименты, не трогало душу подчеркнутое внимание к ее проблемам…

Маринкина мама, Антонина Станиславовна, жила теперь одна в трехкомнатной квартире. На настойчивые просьбы Марины жить у нее Витольд Теодорович ответил категорическим отказом:

— Я, слава богу, не сиротааа, и в примаки не пойду. Еще не хватало мне идти в дом к чужому человеку приживааалкой! Нееет, Марина, мы будем жить только у моих родииителей, и этот вопрос больше не обсуждааается.

— Но, Витя, там же куда как просторнее! Все-таки у нас три комнаты, а не две, как у вас. Мама будет по-прежнему жить в своей, а две остальные комнаты в полном нашем распоряжении. Мы поселимся в маленькой, а Аришке отдадим проходную, и всем будет удобно. Ты пойми — мы же мешаем твоим родителям! Теодор Иванович совсем слабенький, ему отдых нужен, а мы шныряем круглосуточно мимо, поспать ему нормально не даем…

Каламухин отрезал:

— Нееет, Марина, я сказал, этот вопрос больше не поднимааается! И не может моя жена мешать моему отцууу! Он только счааастлив, что дожил до того момента, когда у меня наконец появилась женааа. Еще раз, послееедний, говорю тебе: я не сиротааа, и я, в конце концов, мужииик, это я должен привести в дом женууу, а не тащить свои чемоданы к твоей матери. Всеее, Марина, давай больше не возвращаться к этой теме.

К счастью, Антонина Станиславовна к моменту Маринкиного замужества успела немножечко отойти от инсульта, умела уже не только подняться с постели и дойти до туалета, но и вообще довольно свободно передвигалась по квартире. Правда, правая сторона ее тела навечно осталась парализованной, но Антонина Станиславовна приловчилась как-то к болезни — опираясь на трость, ходила, чуть приволакивая ногу. Пожалуй, гораздо большее неудобство ей доставляла безжизненно свисающая рука, не позволявшая свободно заниматься хозяйством. А потому каждую субботу, с утра пораньше, Марина, прихватив с собой Аринку, бежала к матери. Маршрут был отработан до мелочей: восемь остановок на автобусе, пересадка, три остановки на троллейбусе, супермаркет, где нужно было набрать продуктов на целую неделю, и с полными сумками и ребенком 'под мышкой' еще почти полновесную остановку пройти пешком. Потом целый день стирка, уборка, готовка опять же если не на всю неделю, то хотя бы дня на три, на четыре, на оставшиеся до следующей субботы дни Марина забивала материн холодильник пельменями-варениками, морожеными блинчиками да котлетами-полуфабрикатами. Под вечер, ухайдакавшись вконец, предстояло проделать весь путь в обратном направлении, забежав в супермаркет уже для собственных нужд…

Глава 19

— Ну что, Маринка, как жизнь семейная? — дождавшись, когда в корректорской они останутся вдвоем, спросила Бабушкина.

— Ничего, спасибо, — скукожившись за своим столом, ответила Марина.

— Вообще-то 'ничего' — пустое место, — заметила Бабушкина. — Ты именно это и хотела сказать: ничего вместо семейной жизни? Я же вижу — тебя что-то гложет. Не хочешь говорить со мной — поговори с матерью. Хоть с кем-нибудь, только не носи в себе. Такие тихони, как ты, обычно плохо кончают. Неполезно это для здоровья, твое тихушество.

Марина тяжко вздохнула:

— Мама и так за меня переживает, разве можно ее так нагружать? Она и без моих проблем слабенькая, а у меня ведь, кроме нее да Аришки, никого на свете нету…

— Та-а-ак, — протянула Бабушкина. — Таки я была права — не все у тебя с Тореадоровичем в порядке.

Марина вновь тяжко вздохнула:

— Ох, Наталья Александровна, я и сама не знаю, в порядке у нас или как. Знаю только, что если это оно и есть, тихое семейное счастье, то уж лучше бы его и вовсе не было…

— Что, неужели так заметна разница в возрасте? Какая, говоришь, у вас разница-то?

— Да нет, — возразила Марина. — Не думаю, что всему виной разница в возрасте. Одиннадцать лет — для кого-то, может, и много, однако ж бывает и больше, правда? И ничего, живут люди…

— Тогда что тебе мешает? Серьезный мужик, весь из себя такой положительный. Да и с виду ведь вполне интересный мужчинка, я б от такого о-о-очень даже не отказалась в свое время!

Бабушкина хохотнула беззлобно, весело, привычно намекая на свой 'ранне-пенсионный' возраст, а ямочка на подбородке так мило замигала, что Марине захотелось прижаться к Наталье Александровне, как к самой настоящей бабушке, и просто-напросто выплакаться в жилетку.