На восходе луны

Любаша Литовченко была девушкой довольно симпатичной и общительной, приятной во всех отношениях, если не обращать особого внимания на некоторую избалованность, что при ее-то родителях, директоре горпищеторга и актрисе драмтеатра, было вроде как бы явлением вполне естественным. Вернее, это раньше ее папочка был в городе весьма известной персоной, дружбы с которой искали все без исключения. Когда же само понятие дефицита кануло в Лету, Георгий Владимирович как-то враз потерял привычную для себя популярность. С материальным благополучием по-прежнему все было в порядке, а популярность… На что ему та популярность? Вот супруге его, Екатерине Доброславской, популярность бы не помешала, да как-то не сложилось у нее с актерской славой, даже столь громкий псевдоним не помог. В пору незаменимости Георгия Владимировича в любых городских кругах ей, конечно, не доводилось скучать без ролей, но вот последнее время с занятостью в спектаклях стало как-то напряженно, разве что подкинет режиссер рольку свихнувшейся на почве нереализованности старой девы, а то и вовсе какой-нибудь старушки-Шапоклячки, вот тебе и все актерство.

Любаша же к вниманию и восхищению окружающих привыкла с детства. Ее любимым вопросом был 'А кто у тебя родители?' О, как только собеседники слышали ее ответ, в их глазах читалось такое уважение, что Любашины плечики сами собою распрямлялись, аккуратненький носик становился вдруг вздернутым — или это она его незаметно для себя задирала? — и в глазах горело торжество. Последнее время собеседники, увы, совершенно перестали реагировать на папенькину должность, интересуясь разве что фамилией маменьки-актрисы. Услышав же яркую фамилию, тщетно пытались припомнить ее обладательницу, да как-то ни у кого это не получалось, и собеседники, не особо скрывая разочарования, хмыкали удивленно-насмешливо: 'Доброславская? Нет, не слышал про такую. Видимо, не первого эшелона актриса'. Речи такие Любашу глубоко задевали, да сама себе вынуждена была признать: таки да, маман действительно актриса не первого эшелона. И, увы, даже не второго…

Однако гордыня ее, ныне абсолютно ни на чем не основанная, ничем не подкрепленная, никуда не делась. Любаша окончила факультет иностранных языков педагогического института, надеясь сделать карьеру переводчицы в какой-нибудь супер-пупер-популярной финансовой компании, с постоянными заграничными командировками, с переговорами на высоком уровне, с фуршетами и приемами в дорогих ресторанах. Любаша мечтала о том, как будет украшать собственной персоной российский дипломатический корпус, как восхищены будут ее неземною красотой многочисленные высокопоставленные иностранцы, как увезет ее куда-нибудь в Америку, Канаду или Англию, в крайнем случае в Австралию какой-нибудь дипломат, а может, даже посол, на худой конец — временный поверенный.

Но вместо сногсшибательной карьеры переводчицы после окончания института Любаша оказалась обычным учителем английского языка в самой обычной средней школе. И при этом даже считала, что ей еще крупно повезло, ведь практически все сокурсницы, за исключением разве что благоразумно успевших выйти замуж и родить ребеночка, вынуждены были на бесконечно долгих три года покинуть уютный город ради того, чтобы преподавать английский язык в самых отдаленных деревнях области. Любашу от такой малопривлекательной перспективы спас папенька, воспользовавшийся старыми, приобретенными еще в пору тотального дефицита связями.

Любаша взрослела, хорошела, приобретала опыт общения с мужчинами. Бывшие сокурсницы, так неудачно уехавшие отрабатывать диплом в жуткую тмутаракань, успели вернуться в родной город. Причем практически все вернулись не одни — каждая при встрече хвастала перед подругами обручальным колечком. И пусть само по себе колечко совсем тоненькое, самое дешевенькое из того, что можно было приобрести из золота, ценность в данном случае имело не само кольцо, а то, что оно символизировало. А символизировало оно ни много, ни мало а наличие мужа, семейного счастья, у некоторых даже ребенка. А главное — статус. Статус замужней женщины. А раз замужней, стало быть, востребованной, нужной, правильной, значит, хотя бы один мужчина на свете не мог обойтись без нее. Пусть не городской пижон, пусть не 'заслуженный банкир Российской Федерации', пусть всего лишь деревенский тракторист или зоотехник, но муж являлся живым свидетельством, доказательством того, что его супруга — не бракованная, не ущербная, правильная женщина. И неважно, насколько она хороша внешне: она замужем, — значит, судьба ее удалась, значит, она исполнила свое женское предназначение.

Конечно, при таких вот неожиданных встречах с бывшими однокурсницами Любаша, что называется, держала хвост пистолетом, хорохорилась, отвечая на молчаливый вопрос приятельницы, красноречиво поднявшей бровки при виде неокольцованного Любиного безымянного пальца: