— Да, беспредметный, — убежденно ответила Марина. — Абсолютно беспредметный. Потому что нельзя обсуждать то, что обсуждению не подлежит. Нельзя забирать мужа у беременной жены, как нельзя забирать отца у еще не рожденного сына, и нет ни малейшей необходимости объяснять почему. Потому что 'нельзя', и точка! А поэтому, повторяю, я отвечаю 'Нет'! Все, Антоша, прощай. Желаю счастья.
И, словно подводя черту под их разговором, к ним подлетела счастливая Аришка, аккуратно держа за деревянную палочку эскимо в шоколаде.
Но не хотели какие-то высшие силы помочь Марине смириться с неласковою судьбою, устроили вдруг бунт на корабле. Ведь как иначе объяснить, что, не успела еще Марина привыкнуть к жизни в родном доме, не прошло и двух недель после разрыва с Каламухиным, как раздался в телефонной трубке до боли знакомый голос:
— Ну и добрый вечер!
Маринино сердце заколотилось часто-часто, а потом вдруг замерло. Пальцы свело судорогой, и казалось, телефонная трубка теперь навсегда останется в ее руке. Язык не повиновался.
— Алло! Ну же добрый вечер! — возмутилась трубка.
Голос был требователен, нагл и даже чуточку возмущен. О да, он всегда так говорил, он всегда здоровался именно так, уверенный в том, что его звонку непременно обрадуются. Больше того, в его голосе всегда сквозила легкая снисходительность, словно одним только фактом звонка он делал ей немыслимую услугу. Но от этого наглого, даже несколько хамского голоса почему-то так сладко заныло где-то 'под ложечкой'…
Марине хотелось кричать от восторга, обнародовать несусветную свою радость перед всем миром. Душа пела: ах, как же вовремя я ушла от Каламухина! Ведь, останься она с ним, смирись в очередной раз и с его маразматической мамашей, и с самим Витольдом, она бы пропустила этот наисчастливейший миг в ее жизни. Он вспомнил ее, он позвонил!
Однако разум тут же остудил ее восторг. Позвонил. И что? Можно подумать, он изменился за прошедшие шесть лет. Нет, такие, как Андрюша, не меняются, никогда не меняются. Иначе Потураев не был бы Потураевым. Тогда к чему эта радость? Разве для нее есть повод? Ни малейшего. Он просто в очередной раз решил удостовериться в том, что Марина у него в кармане, что никогда никуда от него не денется, что всегда, до последнего вздоха готова будет в любое мгновение мчаться к нему по первому же зову, по едва уловимому движению его пальца. А потом… А потом все будет как всегда — минутная радость и многолетняя боль. Вечная боль…
Нет, хватит! Хватит! Она теперь не одна, она больше не имеет права так бездумно бросаться в его объятия. Нет, нет, нет!!!
— Алло, — не унималась трубка. — Я не понял, со мной будут говорить или никого нет дома?!
— Возможен еще один вариант, — ожила наконец Марина. — Дома кто-то есть, но с вами упорно не желают говорить.
Ответила максимально сухо, даже холодно, а сама боялась, как бы он ни услышал, как сильно-сильно бьется ее сердце. Даже воочию представила себе, как километры телефонных проводов колышутся в унисон ее сердцу, словно дышат 'уу-у, уу-у, уу-у'…
— Ладно, перестань, — отозвался собеседник, и Марина представила, как он скривился в эту минуту. — Позвонил же, как и обещал.
— И правда, — саркастически произнесла Марина. — Ведь позвонил же! Подумаешь, через каких-то шесть лет, но ведь все-таки позвонил!
— Ой, ну ладно, чего ты придираешься! Ну занят был, ты же знаешь, я человек занятой.
— Вот и иди занимайся делами, — сухо парировала Марина. — А у меня свои дела имеются, свои планы. И для тебя в них место не предусмотрено. Всего хорошего.
Трубка легла на рычаг телефона, а Марина никак не могла успокоиться. Привалилась к стене, сердце стучало так, что казалось, грудь не удержит его внутри и оно вот-вот пойдет на взлет. Ноги почему-то дрожали от слабости, а к глазам немедленно подобрались предательские слезы.
Что она наделала?! Всего-навсего — собственноручно отказалась от счастья. И пусть это был бы всего лишь еще один миг, краткое мгновение в бесконечности жизни, но это было бы еще одно мгновение выпавшего на ее долю счастья. А она сама от него отказалась!
Телефон вновь запиликал. Марина пыталась игнорировать его назойливую мелодию, не уверенная в том, что ей хватит сил доиграть роль холодной недоступной женщины до конца. А телефон все звонил и звонил…
— Маринка, ты где? Возьми же наконец трубку, ты же знаешь, мне тяжело вставать, — донесся недовольный материн голос из спальни.
Ну вот и решилась Маринкина судьба. Даже если бы она и не хотела, а трубку ей взять придется хотя бы ради того, чтобы не беспокоить маму. Значит… От надежды сердце забилось еще чаще. Подождав еще несколько невыносимо долгих секунд, Марина все-таки сняла трубку.
— Ты же знаешь, как я ненавижу, когда ты бросаешь трубку! Что за нахальство? Ты где воспитывалась?!