На все четыре стороны

Единственная интересная деталь, которую можно покрутить дальше: оставшаяся в живых сумасшедшая женщина до ареста была связана с подпольщиками симферопольского драмтеатра. Знаменитая группа «Сокол». В живых не осталось никого, кроме этой Дарьи. Но и она долго не прожила, как известно. Но что самое поразительное, никто не помнил ее фамилии – в немецкой комендатуре работала под прикрытием, потом исчезла в застенках гестапо и уже из концлагеря в невменяемом состоянии попала в городской лазарет. Каким образом она осела в трущобах Эстонской улицы, никто и понятия не имел. Видимо, что-то знала об этом многодетная старуха-татарка, которая и ухаживала за больной, но старуху зверски зарубили. Вместе с ее семьей. Вот такой расклад. Не за эти ли опасные «знания» лишили людей жизни? И кому эти знания угрожали? И каким образом? Теперь можно только гадать.

Не продвинулись мы, короче, ни на шаг в нашем «форс-мажорном» расследовании.

И поэтому решили с Козетом покамест факт этого туманного убийства не афишировать вообще. Дабы вопросов у начальства лишних не возникало. Ведь ни свидетелей, ни документов нет, одни только слухи и байки. Пометочку в голове, само собой, оставим, да и будем двигаться дальше.

Не стоит распыляться на фантомы и призраки.

Вся надежда на Ирину.

Только.

– Сельский пьяница ни при чем, – безапелляционно заявила она на следующее утро, одним махом отметая все наши наивные мечты. – Труслив, хлипковат и оставляет впечатление совершенно безобидного мерзавца. Так при всем желании не сыграешь. Что было днем и вечером перед убийством, помнит смутно, потому что утром на станции собирал бутылки и неожиданно нашел сумку, набитую «Столичной». Устроил себе незапланированный праздник души в полном одиночестве. Очнулся тогда, когда в доме уже было полно милиции. Между прочим, сумку и оставшуюся водку не нашли. Даже пустые бутылки исчезли. Так-то вот!

– А как отпечатки на ручке топора объясняет?

– Никак. Руки, одежда у него в день ареста тоже были в крови жертв. И тоже не знает откуда.

– Но старика убитого он знал, по крайней мере? В одной же деревне жили.

– Говорит, что знал. Но… шапочно. Привет-прощай. Не было общих дел, интересов. Да и побаивался он соседа, как я поняла, стороной обходил. Тот, видимо, крутоват был с односельчанами, особо, говорят, суров к синякам. Чуть что – по ушам и в милицию. А то и повыше куда… на общественный суд.

– А он, этот пьяница, местный? Родился в этой деревне?

– Нет. Он даже не из Крыма. Где родился, неизвестно, сам не помнит, воспитывался в ташкентском детдоме, потом бичевал на северах, на приисках. Подсел там на стакан, в артелях стал не нужен, вот и решил осесть на юге. Здоровье поправить. А тут, как на грех, вино дешевое. Да еще и крепленое! Что еще бичу для счастья нужно? Он всего-то пару лет как здесь. Терся в брошенных бараках, прятался от участкового, пока на краю деревни люди какую-то развалюху не освободили. Там и осел.

– Феерично. Получается, у нас вообще ничего по этому делу нет?

Ирина сокрушенно вздохнула.

– У нас есть чудесный факт появления на вокзале волшебной сумки с водкой. И не менее замечательный факт этой сумки исчезновения. Вместе с пустыми бутылками.

– Заманчиво, но бесперспективно. Там не вокзал, а просто платформа, проходной двор. Где искать очевидцев злонамеренного подгона алкоголя?

– У нас еще куратор есть… нефиговый, – вспомнил Сан-Саныч, выразительно поморщившись, – знакомец мой… по зачетам. Может, у него какие-нибудь предположения найдутся? Не всех же полицаев выловили к суду? Кто-то, может быть, еще и шхерится по норам!

– Скорей всего, так оно и есть. Крутите коммунистического деда. – Я мимоходом внутренне одернул себя: вновь лезу командовать. – Только, Ирина, Саныч… Не приводите сюда в спортзал этого героя-партизана. Бога ради, при всем уважении.

– А то бы без тебя не дотумкали!

– Точно, да и Пятый уже на эту тему распорядился, – подтвердил Козет. – Нам с Ириной к восемнадцати каждого дня – к нему в кабинет, отчитываться за день. Там как раз этот проверяющий и будет нас ждать. Прикинем, что да как. Малолеток, кстати, туда не звали.

– Не больно-то и хотелось…

У меня, если честно, у самого были еще кое-какие наметки на вечер. Так сказать, по собственному плану. Но все так зыбко и ненадежно, что не хотелось подключать кого-нибудь еще. Будь то мои боевые братья или острющие на язык сестры. Тем более что надо еще предварительно кое с кем созвониться.

– Ладно, я ушел. Там на вахте телефон починили, не знаете? Кстати, Ирина, тебя Сан-Саныч в кино хотел вечером пригласить, да только вот стесняется опять.

Вру, конечно.

Но будем считать эту мою провокацию благотворительной помощью мгновенно окрасившемуся пламенеющим колером Козету.

– Саныч, ты что, забыл уже, что тебе гадалка на вокзале напророчила? Пусти этот свет внутрь себя. Прогони темень, а там уже и в чисто поле… от санитаров бегать.

Такой вот вам на прощанье мой пионерский привет от местного Тимура без команды.

«Как наденешь галстук, береги его».

Ведь он… с рожей Саныча… цвета одного.