На все четыре стороны

В конце концов Квазар расстреливает возникшую проблему канонадой непристойных шуточек. «Пора зондировать прямую кишку. Паркуй кадиллак в глухом переулке…» Но колоритная сцена внезапно обрывается, потому что кадиллак въезжает в креозот. Попробуйте представить себе самую неловкую ситуацию, в какую только можно попасть, и сравните ее с этой: целиком вымазаться в торте, подставить зад незнакомцу на виду у трех работающих камер, а потом еще обосраться. Унижение – хуже не придумаешь, но Хьюстон и глазом не моргнула. Ни румянца, ни даже смущенной улыбки. Просто велела помощнику принести бумажные полотенца, привела себя в порядок и снова раздвинула ноги. Большего самообладания я в жизни не видел. Что ни говори, а Хьюстон – настоящая звезда.

Следующая трудность поджидала нас в сцене с католичкой и двумя незнакомцами. В этом месте оригинальный сюжет был изуродован до неузнаваемости. От него остались только какой-то невнятный католический интерьер и девица, получающая вместо причастия порции животворной влаги из двух членов сразу.

Для начала ей полагалось молиться. Мелоди Лав, маленькая, но аппетитная испанка, закатывает истерику. «Ах, боже, я не могу. Я католичка. Только не перед Иисусом». Я пытаюсь ее урезонить. «Вы собираетесь отдаться одновременно двум мужчинам за деньги, чтобы помочь людям заниматься онанизмом (грех). По-вашему, Бог обидится больше, если вы притворитесь, что читаете молитву?» Вскоре мы достигаем компромисса, убрав лик Христа. То, чего Он не видит, Его не беспокоит. Остается только надеяться, что Он не смотрит канал «Плейбой».

Квазар осыпает одного из мужчин, Тайса Бьюна, целым градом насмешек по поводу размера его пениса. «Ого, что я вижу – самая крошечная пиписка за всю историю кинематографа, сосок с гулькин носок. Эй, Тайс, когда у тебя будет эрекция? Ах, это она и есть? Ну извини, сейчас дам план покрупнее». Ей-богу, если бы у меня был член такого размера, я не прятал бы его в штаны, а повесил бы на него медаль с табличкой «Первое место среди любителей».

Я слежу за съемкой с запасного диванчика. Рядом со мной сидит порнозвезда, муж которой, тоже обладатель органа фантастических габаритов, сейчас работает на площадке. Через несколько минут я оглядываюсь. Она сосредоточенно мастурбирует. Поймав мой взгляд, вежливо улыбается.

«Молодец он, правда? Мы женаты уже десять лет. Жалко, что вы не отдали мне роль в этой сцене, я сыграла бы гораздо лучше».

Вообще-то, тут виноват не я, а наш продюсер: он старается не выпускать супругов на площадку одновременно, потому что их родственные отношения передаются на экран.

«Вас это до сих пор волнует, несмотря на то что это ваша работа?» – спрашиваю я, безмерно изумленный.

«Конечно, лапка. Если хотите добиться чего-то в нашем деле, вы должны обожать секс. А если вы не получаете от этого настоящего удовольствия… во-первых, вам будет больно. Обдерут все до крови. Нет, это надо делать с душой. Кстати, – продолжает она, – хотите посмотреть на пару лучших натуральных грудей во всем бизнесе?»

Ну если вы настаиваете… Она показывает. Что и говорить, такие груди и впрямь сделают честь любому бизнесу.

В два часа ночи мы переходим к заключительному эпизоду – лесбийскому. Две головокружительно роскошные девицы – одна блондинка, другая брюнетка с редкими, словно выгоревшими лобковыми волосами, напоминающими скудную растительность в городской зоне отдыха, – изображают женщину-полицейского и нелегальную иммигрантку. Первая надевает хирургическую перчатку и говорит с техасским акцентом: «Я должна вас обыскать, Мария. Нагнитесь».

«Нет-нет! Не так!» На мгновение она кажется мне Родом Стайгером в женском обличье, и я думаю, не назвать ли наш фильм «Полуночной течкой» ^[39]. Хотя вся группа вымотана после шестнадцати часов непрерывной работы, эта сцена вызывает общий интерес. Люди сидят в тени у освещенной площадки и молча наблюдают, как девицы катаются по кровати, завывая, точно ведьмы. Но вдруг я замечаю нечто странное. Осветители и курьеры, техники, ассистенты и подносчик презервативов – все отвернулись от происходящего и уставились в монитор. В пяти футах от них занимаются сексом две живые женщины, но они предпочитают смотреть это по телевизору. Место порнографии – на экране. Вот в чем суть этого всемогущего вуайеризма: без отстраненности не добиться привычного эротического эффекта.

Отснят последний упоенный вздох. Шабаш. Девицы спрыгивают с кровати, хихикая, целуются и говорят: «Спасибо, как-нибудь повторим». Прожекторы еще горят, в их свете киношники делят между собой оставшиеся сигареты. Вилки вынимаются из розеток. Сматываются на руку километры кабеля – и на этом все. Мы прощаемся со значением, как бывает после совместного напряженного труда. Крепкие мужские объятия. «Звони, не теряйся» – слышится со всех сторон. Майкл, продюсер, говорит: «Если захотите сделать еще один фильм, только позвоните. Можем снимать по ленте в год».

И конец – время финальных титров. Я выхожу в прохладную ночь, забираюсь в черный лимузин и сплю крепко, без сновидений.