На все четыре стороны

То, что было дальше, я помню лишь обрывками. Нас водили за руку из бара в бар. Прохладная мягкая щечка прижималась к моей щеке, и мне в ухо лился неиссякаемый мелодичный ручеек ахинеи. Вокруг, в бушующем море поп-классики семидесятых, лагера и гормонов пили, танцевали, тискались и целовались наикрасивейшие девушки и троллеподобные парни. Отлично помню, как мы в очередной раз тащились из одной точки в другую и Джереми сказал, что самое главное преимущество Исландии в его глазах, помимо всех ее прочих главных преимуществ, заключается в том, что здесь он может сохранять инкогнито. Никто не берет его за пуговицу и не отводит в сторонку, чтобы побеседовать о покрышках ^[53]. Затем, обнаружив перед дверьми клуба длинную очередь из ледяных скульптур, он направился прямиком к вышибале и предъявил ему свое удостоверение, в котором было написано: «Я тот самый умник со спутникового канала Би-би-си». Следующие полчаса он провел в тесном кольце оттаявших от волнения энтузиастов, оживленно споря с ними о трансмиссиях.

Гуляющий Рейкьявик – это веселье без цинизма. Никто не рисуется и не пыжится, но во всем сквозит едва сдерживаемый энтузиазм и предвкушение чего-то приятного. Исландцы пьют и флиртуют удивительно элегантно и раскованно; в их языке нет слова «извините». Самое сильное впечатление произвела на меня девица в мужском туалете, которая в свой черед подошла к писсуару и помочилась стоя. В полшестого утра нас прибило к стойке сауна-клуба – наши девушки наконец-то на минутку умолкли, и мы с Джереми занялись тем, что мужчинам среднего возраста удается лучше всего, а именно просто стояли и смотрели.

Удар, уложивший Макака, был хорош. Не то чтобы я крупный специалист по этой части. Но в этом сочном, плотном джебе ощущался приличный заряд викинговской ярости и мощи. Кулак угодил Макаку точно в зубы. Он поднялся, обливаясь кровью в греющем душу количестве и вереща обычное в таких случаях «держите меня, держите, щас я его убью». Мы с Джереми обменялись взглядами и в одно мгновение, как истинные мужчины, поняли, что от нас требуется. Нас, троих путешественников за границей, связывали не только профессиональные узы, но и куда более прочное, обретенное в долгих совместных кутежах чувство товарищества – один за всех и все за одного. Без единого слова, ибо слова были не нужны, мы сделали свой ход. Когда бармен потащил его за шиворот к двери, мы отвернулись к стойке и притворились, будто мы незнакомы. «Все равно вспышка у него не работала, так на кой черт он нам сдался». – «Конечно, нет никакого резона вылетать отсюда из-за этого дурака». – «Согласен, что будешь пить?»

Мы покинули клуб в самый холодный и унылый предрассветный час. Снаружи, на блестящих ледяных улицах, кишели неугомонные исландцы – заражали друг друга через слюнявые поцелуи, извивались угрями у входов в бары, фонтанировали, точно киты, в канавах, а те, кто проиграл битву за право остаться двуногими прямоходящими на полированной мостовой, валялись на спине под безучастным небосводом, шевеля конечностями, будто перевернутые крабы. Чудесно!

Наутро Макак приковылял к завтраку с несчастным и униженным видом. На губе у него красовалась огромная корка, похожая на внезапное обострение герпеса. Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я забрал твой чемоданчик, а Джереми – камеру. Он облегченно обмяк. «А сумку?» Какую сумку? «У меня там все объективы и пленка». Ох, черт.

В этом году Рейкьявик избран культурной столицей Европы. Он носит этот титул с похвальным смирением. Смирение его так велико, что он даже не нашел нужным вывесить соответствующий баннер. Главный вклад Исландии в мировую культуру – ее саги десятого века, собрание мифов и полуисторических преданий, где можно найти истоки вагнеровского «Кольца нибелунга» и рассказ об открытии Америки (вот и еще одна причина, по которой Джереми так любит исландцев: подобрав в океане Америку, они выкинули ее за ненадобностью). Эти саги захватывают, они свирепы и прекрасны; по сравнению с ними «Беовульф» убог, как дневник парикмахера-гомосексуалиста. Когда читаешь их здесь и над головой у тебя носится ворон, возникает жутковатое ощущение, что все это отчет о реальных недавних событиях.

Исландцы – очень культурный народ. Они остаются в школьных классах до двадцати лет, главным образом потому, что на спортплощадке чересчур холодно. Они феноменально начитанны. Они часто путешествуют и модно одеваются. В пересчете на душу населения они проводят в Лондоне больше времени, чем любая другая нация. Но Рейкьявик не хочет выглядеть эстетским городом. Правда, в нем есть Музей естествознания, где хранится якобы самое дорогостоящее произведение таксидермистов – чучело бескрылой гагарки.