На все цвета радуги

Внук принялся изо всех сил ударять принесённым кругляшом по обуху засаженного топора. Напрасно. Кругляш только отбивал руки, а топор как был, так и остался.

– Жалко, – сама себе сказала Варвара Егоровна, – не одолеть, пожалуй, ему этого чурбака. Сегодня чурку берёзовую не одолеет, завтра от другого отступится…

Но внук делал всё новые и новые попытки вытащить топор и, когда потерял всякую надежду, решил поднять проклятое полено через себя и ударить обухом о другое полено.

– Надорвётся ещё, – испугалась Варвара Егоровна и снова хотела стукнуть в окно. Но сучковатое полено разлетелось пополам. Да так хорошо разлетелось, что старуха крикнула: – Ага, проклятущее, раскололось!..

Андрюша, не желая, привораживал бабушку к оконному стеклу. Вытерев лоб, плюнув так же, как это делал отец, в руки, мальчик занёс топор над поленом, поставленным стоя. Удар. Топор скользнул в сторону. Полено, покачнувшись, упало.

Андрюша снова поставил полено и снова ударил топором. Полено дало трещину. Бабушке показалось, что она не столько догадывается об этой трещине, сколько различает её.

Полено поднялось над головой… Удар… Удача! Дело пошло на лад. Теперь уже было легче колоть половинки на четвертинки, четвертинки – на осьминки. Теперь можно было отдохнуть. Пробежаться. Сделать два-три вольных движения с вдохом и выдохом, как на зарядке.

Снова проходит час. С различным успехом Андрюша сражается с дровами. Одни разлетаются так звонко, что слышно через двойные рамы. Другие, узловатые, кривослойные поленья, супротивничают, но ни одно из упрямых поленьев Андрюша не вернул в поленницу.

Горшок с молочной лапшой давно вынут из русской печи, давно поставлена на стол тарелка, и перед ней не без умысла положена отцовская ложка.

Наконец открывается дверь. Стужа белым паром дохнула в избу. На пороге краснощёкий дровокол с синей шишкой на лбу. Бабушка не хочет замечать синяка. Она видит только румяные щёки и блеск синих глаз.

Андрюша положил подле печки дрова совершенно так, как это всегда делал его отец. Не броском, а полено за поленом, одно к одному.

Положив так дрова, он сказал бабушке:

– Топи, мать, не оглядывайся. Пять-шесть нош на дворе осталось. До субботы хватит…

Обмёл веничком валенки, повесил полушубок и спросил:

– Что у нас в печи, бабушка?

Когда Андрюша покончил с ужином, бабушка добыла из сундука старинный серебряный полтинник и принялась легонько растирать синюю шишку, приговаривая:

– Серьёзные дрова нынче нам попали… Хоть ты их колуном, хоть клином. Трещат, а не колются. Как только с ними Тихон управляется, не пойму…

Андрюша на это ответил:

– Недопёкины, они тоже с характером, бабушка, хотя у них фамилия и не такая известная, как наша с тобой.

Старуха улыбнулась и сделала вид, что не расслышала сказанного внуком. Андрей ушёл в горницу доучивать уроки.

Поздно вечером приехали отец и мать Андрюши. Радости не было края.

Мать первой заметила синяк:

– Откуда это у тебя, Андрюшенька?

– Не спрашивай лучше, – вмешалась бабушка и негромко добавила: – «Маменькины-то цветочки» хорошую нынче завязь дали. Спасибо тебе за внука, Евгения.

Страшная черепаха

Вот что мне рассказала медицинская сестра в Ялте. Пересказываю по памяти.

* * *

Года три тому назад я проводила лето в Казахстане у брата. Он агроном совхоза. Совхозный посёлок тогда ещё только начинал строиться. Брату дали отдельный домик. Он получил его в числе первых, потому что у него заболела младшая дочурка Оленька и ей нужен был полный покой. У Оленьки была какая-то непонятная болезнь. Она вдруг начинала плакать, даже визжать, прятать лицо в подушку и требовать, чтобы кто-нибудь сидел возле неё. Старик доктор Гринн, обслуживавший несколько новых совхозов, славился как детский врач. Он-то и взялся лечить Оленьку.

Гринн – москвич. Приехал он сюда вместе с сыном, молодым врачом. Старик не захотел одинокой старости. Он был вдов. Знавшие Гринна рассказывали о способах его лечения много интересного. Интересным мне показался и способ лечения Оленьки. Гринн точно установил, что причиной истерических припадков маленькой Оленьки было нервное потрясение. И это потрясение произошло во сне. Оленька скрывала этот сон. Но доктор её так расположил к себе, что она доверилась и рассказала о сне, дрожа, волнуясь и заикаясь, а затем впала в глубокий обморок.

Оказалось, что Оленька видела во сне огромную черепаху. А Оленька в этом сне была Дюймовочкой и сидела, как пчёлка, в чашечке цветка, и черепаха съела её вместе с цветком. И теперь время от времени, когда ослабевшую Оленьку клонило ко сну, появлялась огромная черепаха, и начинался печальный приступ.

Доктор, выяснив причину заболевания, выяснил и причину сна. Милая Оленькина бабушка имела обыкновение, усыпляя внучку, рассказывать страшные сказки. Когда Оленьке не хотелось спать, бабушка, принуждая её ко сну, говорила: «Если ты сейчас же не закроешь глаза и не уснёшь, то придёт страшная-престрашная большая черепаха, и она тебя съест».

И однажды, как я уже сказала, страшная-престрашная большая черепаха пришла и съела Оленьку, и девочка, завизжав, разбудила спящих.