На всю дальнейшую жизнь

Походил, поскрипел, остановился у скамейки, где сидел Боев, и снова начал подкидывать вопросы:

— Как дела на строительстве?

Пока Боев собирался с мыслями, последовало сразу два вопроса:

— Какая нужна помощь? У Стогова настроение какое?

Зная настроение самого Пыжова, Боев неопределенно ответил:

— Хорошее настроение.

Тогда вопрос был поставлен прямо:

— К Первому мая начнете заполнение водоема?

— Это невозможно. Может быть авария.

— А может и не быть?

— Если плотина еще не укреплена и не выдержит большого напора.

— Значит, к Первому мая рапорта не будет?

— Есть утвержденные сроки…

— Ты, я вижу, заодно со Стоговым.

— Он начальник, я выполняю его распоряжения.

— Стогов перестраховщик. А ты — комсомолец. Скажи по совести, можно закончить плотину к празднику?

И снова Боев начал объяснять, почему нельзя заполнять водоем, и с удивлением заметил, что его не перебивают вопросами. Это был первый случай, когда Пыжов все выдержал до конца. И даже потом долго молчал, задумчиво похаживая по комнате. Ох, не к добру эта внезапная задумчивость! Боев испугался: не проговорился ли он, все ли объяснил, как надо. Да, так и есть, не к добру. Неожиданно веселым голосом Пыжов спросил:

— Значит, так: плотина выдержит, если половодье не будет очень сильным. Так?

Не дожидаясь ответа, он стремительно вернулся на свое место и уселся прямо на плащ.

— Закончить плотину к Первому мая — вот боевая задача славного отряда строителей Уреньстроя! — проговорил он так чеканно и мечтательно, словно уже сочинял рапорт.

2

Нет, мечтательность не была свойственна Пыжову. Он предпочитал действия и притом немедленные и масштабные. Кроме того, деловитость у него сочеталась с непробиваемым упрямством: сочетание опасное, особенно для руководителя с неограниченной властью, хотя бы в районном масштабе.

И никто никогда не задумывался, умен он или не очень-то. Он отлично умел растолковать любое указание с самых широких позиций и тут же применить его к узким местным условиям. Всех, кто отваживался не соглашаться с ним, он тут же обвинял во всяких политических грехах и даже в каких-то «право-левацких» загибах. Обвинения казались страшными, хотя и не совсем понятными. Может быть, потому и страшными, что никто толком не знал, что они означают, но какие последствия они ведут за собой, это все знали отлично и, наверное, поэтому не особенно интересовались умственными способностями Пыжова. Или потому еще, что его не только боялись, но отчасти и уважали: он не был болтун, он был работяга, беспощадный к себе и требовательный к другим.

Все это Роману рассказал Стогов, который на первое место ставил точность и презирал поспешные выводы. В этой оценке, как и во всем, что рассказывал он о Пыжове, была некоторая техничность и суховатость, но за точность можно было ручаться.

Он вдумчиво выслушал отчет Боева о встрече с Пыжовым и сделал свой вывод:

— Напакостит он нам здорово, вот увидите.

— Это я во всем виноват, — проговорил Боев, но инженер невесело засмеялся:

— Многие тут виноваты, но вы-то меньше всех. Стремление рапортовать — это не просто болезнь. Это эпидемия. Пыжов меня давно подбивает на всякие парадные авантюры, но я не поддаюсь. Приказать он мне не имеет права, но, чувствую, он нам еще покажет!

— Нервы помотает?

— Нервы? — Инженер посмотрел на Боева с сожалением, — Он только на это и рассчитывает, на слабые нервы. На этом он и держится. А нам нужны ясная голова и работящие руки. А нервы? Нет.

Боев пылко пообещал:

— Будем бороться!

— Бороться? — Стогов снова рассмеялся. — Ну, нет. Я не намерен ублажать товарища Пыжова.

— Я и говорю: бороться, отстаивать.

Стогов перестал смеяться. Задумчиво проговорил:

— Да… — Помолчал. — Мне этот ваш порыв понятен. И дорог. Да, именно дорог. Но должен вас предупредить: у меня свои взгляды на подобную ситуацию. Я сказал «ублажать», а не «бороться», имея на это некоторые основания. Пыжовы, они на вид только деятельны, а в самом деле они совсем не умеют работать, создавать ценности материальные или культурные. Пыжовы умеют только «бороться». Тут они вооружены до зубов, они знают все цитаты, все лозунги, все процедуры прохождения дел. Они вхожи во все кабинеты. Они просто толкачи, и в этом качестве они нам здорово мешают. Теперь вам понятно, почему я не собираюсь с ним бороться? Я строитель, мне просто некогда тратить время на эти сражения.

— А как же тогда жить? — спросил Боев. — Жить — значит бороться!

— Жить — значит делать, строить.

Голос спокойный и чуть снисходительный. Значит ли это, что человек убежден в своей силе? Или он в самом деле одержимый до святости? А Пыжов? Он тоже одержимый? И тут Боеву показалось, что его осенила одна мысль, что он понял что-то очень важное, разрешающее его недоумение.

— Он коммунист?

— Пыжов? А как же.

— И вы тоже?

— Бесспорно.

— Тогда что же? Ведь вы должны заодно…

Стогов осторожно проговорил: