На всю жизнь и после (СИ)

Клиент поднялся, разминая затёкшие мышцы, и заметил, что простынка приклеилась к нему неровным влажным фартуком. Он немедленно избавился от неё, скомкал и оставил на кушетке. Татуировщик смотрел прямо на него и держал в опущенной руке зеркало, из-за чего юноша смущённо опустил глаза вниз. Мастер указал свободной рукой на настенное зеркало слева и стал позади молодого человека, сопрягая отражения. На его спине было именно то, что он хотел, именно там, где он хотел. По телу растекалось тёплое чувство приобретённой вещи, такой новой и неизношенной, его собственной. Борис легко улыбнулся.

Он аккуратно двигал мышцами и растягивал кожу, будто боялся сломать. Его движения заставляли ощерившуюся кобру шире раскрыть пасть. Он совершенно забыл о своих переживаниях по поводу татуировки и реакции бабушки. Память будто постирали, избавив от въевшихся пятен совести. Борису даже не показалось странным, что его стойкие и логичные убеждения выветрились, как неприятный запах.

Мастер опять чем-то помазал татуировку, и, приложив небольшой компресс, принялся заклеивать его края по периметру пластырем,

— Одевайтесь и подойдите к стойке ресепшена, я дам вам брошюру, — проговорил он своим безучастным голосом.

Борис подумал, что ему хотят всучить рекламу, но потом согрелся мыслью о подарочном сертификате. Загадочная бумажка оказалась памяткой по уходу за татуировкой. Он расплатился и принялся натягивать куртку, не используя трапециевидную мышцу и мышцы в её окрестностях. Они обменялись прощаниями. Юноша открыл входную дверь и остановился, он не услышал колокольчика — его не было на месте. Татуировщик, видимо, снял его, пока клиент переодевался.

— После восьми шуметь запрещено, — ответил мастер на немой вопрос.

Всю дорогу до дома юноша обдумывал странное поведения человека, который его так замечательно обслужил. Он сразу находил объяснения его поступкам, и в конце концов мастер стал для него положительным персонажем сегодняшнего дня. Татуировщик говорил эмоционально нейтрально, чтобы не пугать его чересчур натянутой лживой улыбкой, которую обожает надевать обслуживающий персонал; назначение у неё одно — я твой друг, пока не расплатишься и не выйдешь за дверь. Работа была выполнена вообще без нареканий. Снятый колокольчик, значит законопослушный гражданин.

Он остановился около аптеки рядом с домом, скользнул в карман за брошюрой, которую планировалось прочитать лёжа на кровати, и принялся искать необходимые средства для обработки тату. Откуда взялся такой прилив ответственности, неужели она заразна? Только зануды беспокоятся о таком, а он ведь не такой, уже не такой. Раз Борис всё-таки её достал, то решил купить всё необходимое: вата, заживляющая мазь без спирта, пищевая плёнка, салфетки.

Жил он на последнем этаже пятиэтажного дома. Стоило приоткрыть входную дверь квартиры, как его встретил стремительно рвущийся к нему звук телевизора, а когда он зашёл в прихожую, то и бабушкин взгляд. Её комната была слева от двери, чтобы увидеть посетителя, ей нужно повернуть голову и немного наклониться. Бабушкины глаза не задержались на нём надолго, она выключила телевизор и, шаркая, двинулась в сторону внука.

— Добрый вечер, Боря! — протянула она своим уже поношенным, но всё ещё звонким голосом, — Что-то ты сегодня поздно.

Немного полноватая женщина в фартуке и тапочках приблизилась к нему достаточно близко. Краешки её ноздрей ритмично двигались, но она молчала, оглядывая внука. Борис предусмотрительно разложил покупки по карманам куртки, которую сейчас вешал на крючок, чтобы избежать вопросов.

— Так, ещё десять, только темнеть начало. Что не так? — ответил Борис, стараясь быть вежливым и обходительным, хотя в голове крутились мысли, что с совершеннолетним нельзя обращаться как с маленьким.

— Ни-че-во, — сказала она и направилась в свою комнату, добавив, — А где ты был?

— В тату-салоне, — ответил Борис, пока сидя на корточках, расшнуровывал обувь. Он осёкся от своей честности.

Внук старался не шутить с бабушкой, потому что его шуток она не понимала и воспринимала все его слова всерьёз. Он застыл, в груди растекалось онемение от раскрытой тайны и ощущения бабушкиного острого взгляда, будто внутри него включили тату-машинку. Борис медленно поднял голову, её лицо не выражало эмоций и бледнело на глазах.

— Бабушка, я пошутил, — сказал он и изобразил улыбку.

Она ринулась к нему и начала задирать рукава, оттягивать вниз воротник, поднимать вверх кофту, оголяя пупок внука.

— Всё-всё хватит, — внучок осторожно вырвался, — это была шутка, ШУТКА! Я сказал неправду, — добавил он, поправляя одежду.

Выражение лица бабушки медленно перетекало в обычное состояние, но чувствовалось, что осадок остался.