На всю жизнь и после (СИ)

Они разошлись по своим комнатам. Борис закрыл дверь и прижался к ней поясницей, чтобы не потревожить дополнительное пятно на его теле, и глубоко задумался. Приступы честности, ответственности, обеления окружающих — всё это не про него. Эти мысли и действия подобно молнии проходили через его сознание, ему не удалось их поймать, избежать проявления, будто не он был ведущим в своих поступках, а кто-то другой. Всё это происходило просто как нажатая кнопка. Вот только кто её нажимал?

Содержимое квартиры от обоев до мебели не менялось уже на протяжении двадцати лет, только одежда, смартфон и ноутбук, которые Борис купил сам, были озорными внуками в компании стариков. Ему нужно через два часа поменять повязку и нанести на татуировку мазь, он счёл необходимым дождаться, пока бабушка уснёт, и поэтому не переодевался. Скоротать время решил за поиском работы и рассылкой своих резюме.

Борис кончил школу месяц назад, но не стремился получить высшее образование. Он хотел поискать себя, не то что бы ему пришлось себя когда-то потерять, скорее не нашёл ещё своё призвание. Приходилось разбавлять поиски и потребности в деньгах работой, которую многие назвали бы подработкой: расклейщик объявлений, официант, курьер, и практиковал их ещё будучи школьником.

Он сколько себя помнит, помимо жизни с бабушкой, рисовал, срисовывал, вырезал аппликации, выжигал по дереву и делал всё, что могло излить образы, которые возникали в его голове, в этот мир. Этими работами была завешена вся его комната, и только одна большая картина вышла из-под чужой кисти. Она висела над кроватью в красивой рамке из резного багета. Бабушка сказала, что картину написал их знакомый, который работал водителем автобуса, и увлекался рисованием. Он изобразил маслом простой сюжет — портрет девушки, которая сидит в саду на лавочке в окружении цветов. Одета она была в обычное голубое платье, не старомодное, такое и сейчас носят. Девушка сидела, повернувшись направо, и смотрела вдаль. Огненно-рыжие прямые волосы, перекинутые через плечо, лежали на слегка выпирающей груди. Веснушчатая кожа, белая как фарфор, а тёмно-синие глаза вызывали чувство загадочности и светлой надежды. Творения Бориса уступали этой картине по форме и содержанию, но юноша верил, что в будущем преподнесёт кому-нибудь в подарок портрет лучшего качества.

Вольные и невольные наблюдатели его творчества предлагали пойти в художественную школу или спрашивали, ходит ли он в такое заведение. Приходилось отнекиваться, потому что в таких местах будет как в школе: между учителем и учеником нет прямой связи, она любо рассеивается на весь класс, либо рассыпается о формальные отношения. Борис хотел, чтобы его за руку провели по всем азам ремесла, показали, как их можно применять на практике, чтобы его наставник видел в нём друга или даже сына, а не ежедневное бремя. Проблемой, которая мешала поиску наставника, была необщительность. Естественно, идеальный вариант — поинтересоваться у знакомых на множестве работ, которые у него были, но он стеснялся своих идей и желаний, считал, что они не для других, и что проблема разрешится сама собой.

К десяти или началу одиннадцатого бабушка обычно засыпала. Она могла приоткрыть дверь в комнату внука, стать в образовавшемся проёме и пожелать спокойной ночи, но в этот раз зашла внутрь. В руках у неё были вечерние покупки Бориса.

— Это что такое? Боречка, ты что наркоман? — её голос звучал обеспокоенно, и чувствовалось, что она вот-вот расплачется.

Он смотрел на бабушку, а его мысли бегали в поисках решения, как муравьи, когда на муравейник упала горящая ветка.

— Ты разве не это просила купить, бабуль? — сказал он спокойным голосом, но чувство, что его поймали за руку, сковало всё тело.

Борис решил задать вопрос, чтобы из него опять не полилась блаженная истина.

Бабушкино лицо изменилось на застывшую серьёзную неподвижную маску, она сопоставляла увиденное с услышанным.

— Спокойной ночи, — спокойным голосом сказала старушка и вышла, закрыв за собой дверь.

Когда стихли звуки телевизора в бабушкиной комнате — старушка не жалела громкости — Борис переоделся в домашнюю одежду и отправился на поиски своих покупок, потому что бабушка всё забрала с собой. Он обшарил кухню, нашёл в нижних выдвижных ящичках шкафа пищевую плёнку и салфетки, мазь оказалась в холодильнике, а вата, по всей видимости, лежала в аптечке в комнате бабушки. В принципе, для смены повязки хватало только этих ингредиентов, и Борис не стал рисковать.