На всю жизнь и после (СИ)

— Хорошо, но надо подумать, как мне себя не выдать. Там же целая группа подконтрольных. Тут не обойтись без импровизации. Мы же не знаем до конца, что ими движет.

— Примерно понимаем. Во-первых, когда выпустишь мышь, нужно будет прикрыть одну боль другой. Во-вторых, тебе нужно покопаться в себе, чтобы выявить заветную изюминку. Времени у тебя до завтрашнего дня. Фразу придумаешь сам, она должна быть ёмкой и заинтересовывать в момент.

— Я ожидал большего от мозгового штурма. Тем более, от человека, который говорил, что знает меня лучше, чем я сам.

Виктор снова начал сверлить своего ученика холодным взглядом и долго ничего не отвечал.

— Борис, это конечно моё предположение и только, но это может быть твоя бунтарская натура, ёрничество и наглость.

— Может. Хотя наглых продавщиц в нашем магазине хватает, — Борис хотел поднять левый уголок губ, но сильно устал от изображения эмоций за день.

— Я думаю, ты научился уважать их труд.

— Встречи с Газоном хватило, — юноша упёрся ладонью в пол и уже собрался подняться, но сразу остановился и добавил. — Мы закончили?

— Мы закончили, возвращаемся в исходное положение.

— Ещё последний вопрос, — сказал Борис, поднимаясь. — Какой голос у Того, кто видит?

— Грубый, мужской. Такое ощущение, что у него сломана челюсть.

— Действительно, для каждого свой ТОТ. Ладно, по местам.

Купол открылся, и Виктор вывел своего ученика на тротуар прямо к тому месту, где на них напали одержимые. Он прочитал лекцию о серьёзном отношении к жизни, что могло произойти, не отнесись Виктор серьёзно к защите Бориса от одержимых. Затем мастер обошёл с ним здание тату-салона и показал своему подмастерью ту железную дверь, которая привлекла внимание юноши во время спуска с чердака. Улыбка не сходила с лица молодого унта и совершенно не подходила теме разговора.

— Знаешь, вот эта дверь и стена с той стороны выглядели так же, когда мой отец приобрёл это здание. Меня все называют правильным, чересчур правильным. Такой унт как я должен был уже давно демонтировать эту дверь и заложить проход кирпичами. Но мне не хочется, не могу до конца понять почему.

— Что не делается всё к лучшему.

— Знаешь, нет ощущения, что в этой двери есть что-то неправильное. Она была здесь до того, как я стал владельцем салона. Как думаешь, может всё-таки её убрать?

— Знаете, если в душе ничего у вас не скребётся, когда вы смотрите на неё, то лучше не трогать. А уж если хочется выдрать её из проёма прямо сейчас, то всё очевидно.

— Не думаю, что мои желания не пойдут вразрез с действительностью.

— Разве не глупо говорить «нельзя» самому себе, когда дело касается такого пустяка?

— Всё, что угодно может стать пустяком, даже закон мироздания.

— О, что-то нас занесло не в те дебри.

— Да, из-за какого-то пустяка. Остаётся только один вопрос. На что может пойти хинт или унт ради соблюдения правил, для их защиты, чтобы мир не рухнул без них?

— Мы всё ещё о двери говорим?

— Мы говорим о правилах и можно ли их нарушать. Дверь, которая тут совсем не к месту, может быть нарушением правила?

— Нет, это чушь, незначительная вещь. О ней даже не стоит говорить. Кому-то понравится, что она тут есть или то, что её нет. Не нагружайте свои мозги лишним грузом.

Татуировщик разглядывал дверь и молчал, а затем обратился к подмастерью:

— Всем не угодишь. Для меня проще, когда есть чёткое правило, что запрещает или разрешает такие двери.

Борис подошёл ближе и робко поднял руку и положил её на плечо мастера.

— Простое чаще всего неправильно. Виктор, вы же умный и опытный унт, я верю, что вы со всем справитесь, даже с таким пустяком.

Виктор подошёл ближе к двери, не обращая внимания на руку ученика на его плече. Татуировщик провёл вдоль полотна кирпичной стены и остановился на середине двери.

— Да, у нас есть дела и поважнее. Расспрашивай своих коллег как можно чаще, нам нужна любая информация.

Борис ничего не ответил и пошёл на выход. Виктор проводил его до первого перекрёстка, весь путь они молчали. На улицах становилось всё меньше людей и машин. Ближе к дому широкие освещённые тротуары сменялись на асфальтовые узкие дорожки, припорошенные светом одиноких фонарей. Для Бориса было важно, как можно скорее остаться одному, чтобы не улыбаться каждому встречному. О своей безопасности он не думал, унтов или хинтов бояться не стоит, благодаря двум уважаемым покровителям, но вот с людьми юноше не сладить: остаётся только упасть на землю и будь что будет.