На высоких оборотах

Алина ещё ни по ком так не скучала в своей жизни. Разлука, даже временная, темнела огромным холодным океаном, беспросветно отделявшим её от Валентины; тоска выкручивала её внутренности, как в центрифуге, выматывала до стиснутых зубов, до стона, а зов влечения дырявил ей сердце своим настойчивым обстрелом. Её рука сама тянулась к клавиатуре или телефону, чтобы написать: «Привет, Валя. Как ты?»

«Ну и накрыло же меня», – поражалась Алина величию и мощи этой волны цунами. Тайфун... Нет, горная лавина. «Оно» тащило, волокло с собой, закатывало в снежный ком, и невозможно было ни остановиться, ни отдышаться и разумно взглянуть на вещи. В этом бурном потоке не было места трезвому расчёту, анализу и критике.

«Это» творилось с ней, похоже, впервые в жизни. Всё, что было до – даже Лада – детские игры, пародия на чувства, жалкое подобие отношений. Мысли водили хороводы вокруг Валентины, и ей лишь огромным усилием воли удавалось входить в деловую колею, но когда она всё-таки переключалась, работа просто пёрла. Такого адреналинового кайфа она не испытывала даже на горных лыжах и сноуборде. Бешеная скорость, щекочущая лезвием бритвы опасность, риск, ветер в ушах и упругая струя обжигающего воздуха в лёгких – ничто по сравнению с этим мощным дыханием, которое открывалось в её груди сейчас. Это и была жизнь на максимальных оборотах, когда дышалось вот так. Прежде она вяло плелась по тропинке своей судьбы, а сейчас будто села на крутой и могучий байк и помчалась по широкой трассе. Хотелось рычать, притопывать и жадно ловить этот поток энергии, щедро хлынувший на неё Ниагарским водопадом. Хотелось... нет, не писать стихи, хотя это было тоже своего рода вдохновение. Зрело желание затеять что-нибудь масштабное, развернуться так, как она ни разу раньше не осмеливалась. Если не превзойти отца, то хотя бы наступить ему на пятки. И теперь Алина была уверена, что у неё достанет на это и смелости, и ума, и сил. Сейчас она жалела, что избавилась от некоторых отраслей своего бизнеса, но тогда был тяжёлый период, болезнь не позволяла ей вкалывать, как прежде. Но что сделано, то сделано; что отрезано – назад не приставишь. Оставалось только идти вперёд и искать другие пути и возможности, какие-то новые ниши, в которые она могла бы удачно вписаться и закрепиться там. И Алина принялась за дело. Теперь её интересовала сельхозтехника и выпечка хлеба.

Ей очень пригодилась её редкая способность быстро ориентироваться и осваиваться в новых для себя областях – не просто быстро, а молниеносно. А когда она начинала действовать, Вселенная сама ей помогала... а может, и трогательный букетик веточек вербы, маяча где-то за плечом, служил ей незримой музой, путеводной звездой и ангелом-хранителем. Валя прочно ассоциировалась у неё с этим деревом. Встречи были редкими и дружески-целомудренными, но драгоценными и долгожданными; они переписывались, иногда гуляли в парке, пили кофе. Валентина не пускала Алину на свою территорию, оберегая свой дом от вторжения, но Алина не настаивала и не давила на неё. Она понемногу наблюдала, подмечала, думала. И всё крепче влюблялась.

Ей пришлось много помотаться по поездкам – и по стране, и за рубеж. Теперь у неё хватало сил. Пару раз она, правда, простыла в дороге и однажды подцепила грипп, но даже эта хворь прошла мимолётно, не нанеся ей серьёзного вреда. Она занималась параллельно двумя предприятиями, работая порой по двадцать четыре часа в сутки. Мама беспокоилась:

– Алиночка, ты перенапрягаешься... Вымотаешься – сляжешь с обострением! Побереги себя, а?

– Мамуль, не переживай, всё будет хорошо, – неизменно отвечала Алина – так мягко, как только могла. – Обострений больше не будет, вот увидишь.

Однажды зимним вечером тёмно-синяя «мазда» Алины припарковалась у цветочного магазина (решив, что «ламборгини» – чистой воды пижонство и выпендрёж, Алина избавилась от него). Опираясь на дверцу, она вышла на пушистый чистый снег; с тёмного неба сыпались лёгкие, танцующие в свете уличных огней хлопья. Она с улыбкой смотрела, как стройная женщина в короткой светлой шубке и вязаном палантине запирает дверь магазина и возится с рольставнями.

– Такси подано, Валентина Алексеевна. Куда прикажете вас доставить?

Валентина немного вздрогнула от неожиданности и обернулась. Мягкая, вечерне-зимняя, уютная улыбка тронула бежево-розовые губы.

– Привет, Алин... Нет, спасибо, я на своей машине.

Снегопадное пространство между ними сократилось до минимума: Алина, неторопливо поскрипывая шагами по сахаристо искрящемуся покрывалу, подошла к Валентине. Тростью она уже не пользовалась, её походка стала твёрдой и уверенной.

– Валя, у меня к тебе серьёзный разговор. Лучше его провести за чашечкой чая или кофе в домашней обстановке.

– Алин, я... – Ресницы Валентины задрожали под лёгкими поцелуями снежинок, в глазах мерцала растерянность на грани муки. – К себе я тебя не могу пригласить, меня превратно поймут. Может, в каком-нибудь кафе поговорим?