На высотах твоих

— К порядку! Я прошу депутата сесть на свое место.

— А я настаиваю…

— Если депутат не сядет на свое место, я буду вынужден удалить его из зала.

Создавалось впечатление, что Джини сознательно навлекает на себя гнев спикера. Правила палаты совершенно ясно предписывали, что, когда спикер встает, все остальные должны подчиниться. Если Джини будет упорствовать в своем неповиновении, какие-то дисциплинарные меры против него неизбежны.

— Я даю достопочтенному депутату еще одну возможность, — сурово предупредил спикер. — В противном случае мне придется удалить его из зала.

Арнольд Джини строптиво ответил:

— Мистер спикер, я выступаю в защиту человека, находящегося в трех тысячах миль отсюда, человека, которого правительство презрительно называет «отбросами»…

Его замысел, осенила Джеймса Хаудена внезапная догадка, до восхищения прост. Джини-калека стремится разделить участь несчастной жертвы с Дювалем-скитальцем. Блестящий — пусть и циничный — политический маневр, который Хауден должен предотвратить.

Встав, премьер-министр поспешил вмешаться:

— Мистер спикер, я полагаю, что мы можем уладить этот вопрос… — Он уже решил, что от имени правительства возьмет обратно оскорбительные слова, как бы к этому ни отнесся Харви Уоррендер…

Слишком поздно.

Не обращая внимания на премьер-министра, спикер непререкаемым тоном объявил:

— К сожалению, мой долг требует удалить достопочтенного депутата от Восточного Монреаля из зала.

Поняв, что гамбит он проиграл, Хауден вне себя от ярости сел на свое место.

Теперь без промедления последовали необходимые формальности. Удаление спикером депутата палаты из зала было шагом, к которому он прибегал весьма редко. Но когда это случалось, дисциплинарные меры со стороны остальных депутатов принимались автоматически и неотвратимо. Власть и авторитет спикера должны поддерживаться превыше всего. Ибо они символизировали власть и авторитет самого парламента и народа, завоеванные в упорной борьбе на протяжении столетий…

Премьер-министр передал записку Стюарту Коустону, лидеру большинства в палате. В ней было всего два слова: «Минимальное наказание». Министр финансов согласно кивнул.

После лихорадочно торопливого совещания с сидевшим позади него министром почт Коустон поднялся на ноги и объявил:

— В свете вашего решения, мистер спикер, у меня нет иного выхода, как выдвинуть следующее предложение, поддержанное министром почт мистером Голдом: «Удалить достопочтенного депутата от Восточного Монреаля из зала до окончания сегодняшнего заседания».

Премьер-министр огорченно заметил, что галерея для прессы опять набита битком. Собираются материалы для вечерних программ новостей телевидения и радио и для завтрашних утренних выпусков газет.

Голосование по предложению Коустона заняло двадцать минут. «За» был подан 131 голос и 55 — «против».

Спикер официальным голосом объявил:

— Предложение принято.

В зале наступила гнетущая тишина.

Судорожно дергаясь на костылях, Арнольд Джинн с мучительной осторожностью поднялся на ноги. Страдальчески медленно, один тягостно неуклюжий шаг за другим, он влачил свое изуродованное, беспомощно раскачивавшееся на костылях тело мимо передних рядов оппозиции в центральный проход. Джеймсу Хаудену, знавшему Джини по палате общин много лет, казалось, что тот никогда еще не передвигался так медленно и с таким трудом. Повернувшись к спикеру, калека с трогательной вымученностью изобразил поклон, и на мгновение у депутатов сердце замерло в испуге, что он сейчас упадет лицом на пол. Едва удержавшись на костылях, Джини в несколько приемов повернулся и с такой же болезненной медлительностью, рывками раскачивая скрюченное туловище, направился вдоль прохода. В конце его — еще один поворот и еще один поклон, как пытка, и вот Джини наконец исчез через широко распахнутую для него служителем дверь. По залу пронесся дружный вздох облегчения.

Спикер спокойно произнес:

— Слово имеет министр по делам гражданства и иммиграции.

Харви Уоррендер, правда, уже не столь решительно и агрессивно, продолжил свою речь с того места, где его прервали. Но Джеймсу Хаудену было совершенно ясно — что бы сейчас ни произошло, нанесенного им ущерба не восполнить. Арнольд Джини был, несомненно, справедливо удален из зала, причем всего лишь на какие-то несколько часов, за вопиющее нарушение правил палаты общин. Но пресса выжмет из этой истории все возможное, и публика, которой неведомы или безразличны правила дебатов, живо увидит лишь двух обездоленных людей — калеку и одинокого скитальца, ставших жертвами жестокого и деспотичного правительства.

И впервые Хауден задумался над тем, как долго еще правительство может позволять себе терять популярность, которая начала падать с появлением Анри Дюваля.

Глава 3

В записке Ричардсона говорилось: «Ждите в семь». Без пяти семь Милли Фридмэн, совсем еще не готовая к его приходу и только что выходившая, роняя капли воды, из ванной, очень надеялась, что он опоздает.