На высотах твоих

Элан кивнул:

— Все так. Здесь мы дошли до точки.

— Тогда что вам терять?

— Терять нечего. Но какой смысл?

— Вы ведь можете воззвать к чувству сострадания и милосердия и все такое прочее. А для чего же еще тогда адвокаты?

— Вдобавок нужно иметь еще какие-то серьезные аргументы, — Элан скривился в кислой гримасе. — Представляю себе эту картину — я на коленях, а премьер-министр едва успевает утирать слезы. «Элан, сынок, — говорит он. — Все это время я был так ужасно не прав. А сейчас только распишись вот здесь, и давай забудем-ка все, что было, и все будет по-твоему».

— Ладно, — согласился Дан Орлифф. — Вам придется нелегко. Но ведь и то, что вы уже сделали, вам тоже досталось большим трудом. Почему же именно сейчас вы сдаетесь?

— По одной простой причине, — спокойно объяснил Элан. — Потому, что всегда наступает момент, когда разумнее всего признать свое поражение.

— Вы меня разочаровываете, — признался Дан.

— Весьма сожалею. Мне и самому хотелось бы добиться чего-то большего.

Они помолчали, потом Элан полюбопытствовал:

— Кстати, а чего премьер-министру-то в Ванкувере делать?

— Он совершает поездку по стране. Все это очень неожиданно, ходит масса слухов, — репортер пожал плечами. — Меня это, честно говоря, не касается. Идея заключалась в том, чтобы свести вас вместе.

— Да он никогда в жизни не согласится, — заявил Элан.

— Если к нему обратятся с такой просьбой, он просто не сможет позволить себе отказаться. — Дан Орлифф показал на кипу газет, громоздившихся на стуле. — А что, если я их скину, не возражаете?

— Валяйте.

Дан сбросил газеты на пол, повернул стул и устроился на нем верхом. Скрестив руки на спинке, он уложил на них подбородок и пристально посмотрел на Элана.

— Слушайте, дружище, — серьезно обратился к нему Дан. — Если до вас еще не дошло, давайте я вам все объясню. Для десяти миллионов человек, а может быть, их куда больше, — для всех, кто читает газеты, смотрит телевизор или слушает радио, вы стали героем, борцом за правду.

— Борец за правду, — со вкусом повторил Элан. — Из какой-то книжки, что ли?

— Возможно, — равнодушно ответил Орлифф.

— Помнится, читал я что-то такое, — задумчиво протянул Элан. — В воскресной школе, по-моему.

— Давненько это было, наверное, — заметил репортер. — Вот вы многое и подзабыли.

— Да хватит вам, — оборвал его Элан. — Вы начали что-то говорить о десяти миллионах человек.

— Для них вы национальный герой, — отметил Орлифф. — Своего рода идол. Откровенно говоря, такого я еще не видел.

— Все это минутные чувства, — возразил Элан. — Когда все кончится, меня через десяток дней никто и не вспомнит.

— Может, и так, — не стал спорить Дан. — Но пока вы на гребне, с вами нужно обходиться с уважением. Даже премьер-министрам.

Элан усмехнулся, словно мысль эта сильно его позабавила.

— Хорошо, если я решу попросить встречи с премьер-министром, как, по-вашему, все это организовать?

— А уж это оставьте нам. «Пост» все устроит, — предложил Дан. — Не могу сказать, что Хауден нас обожает, но игнорировать нас он тоже не может. Кроме того, хочу опубликовать завтра статью. Напишем, что вы попросили у него встречи, и мы ждем ответа.

— Ну, вот теперь все ясно, — Элан сбросил ноги с пишущей машинки. — Я чувствовал, что здесь что-то кроется.

Лицо Орлиффа осталось серьезным.

— У каждого человека свои мотивы, но не забывайте, что мы-то с вами будем помогать друг другу и Дювалю тоже. К тому же, если мы авансом объявим на всю страну о вашей просьбе, Хауден отказать не посмеет.

— Не знаю. Просто не знаю, — еще колебался Элан. Встав, он устало потянулся. «Какой во всем этом смысл, — подумал он, — и много ли пользы будет от новых попыток?»

Но тут перед его глазами всплыло лицо Анри Дюваля, а за ним маячила мерзкая торжествующая физиономия Эдгара Крамера.

С внезапной решительностью Элан окрепшим голосом заявил:

— Да какого черта! Попытка не пытка.

БРАЙАН РИЧАРДСОН

Глава 1

Молодой человек в очках в черепаховой оправе сказал «через пару дней».

На самом же деле — с учетом выходных — ему понадобилось четыре.

Сейчас он сидел в кресле для посетителей напротив Брайана Ричардсона в штаб-квартире партии на Спаркс-стрит.

Как всегда в спартански обставленном офисе Ричардсона стояла удушающая жара. Две батареи парового отопления, включенные на полную мощность, булькали, словно кипящие чайники. Несмотря на дневное время, жалюзи на окнах были опущены, ветхие шторы плотно задернуты. Сделано это было для того, чтобы преградить путь сквознякам, так и свистевшим через щелистые окна одряхлевшего здания. К несчастью, одновременно в кабинет не проникало ни капли свежего воздуха.

Снаружи арктический мороз, ударивший еще в воскресенье, сковал ледяным оцепенением Оттаву и всю провинцию Онтарио. Температура упала до двадцати градусов ниже нуля. В кабинете же, судя по стоявшему на столе термометру, было двадцать пять тепла.

На лбу молодого человека блестели крупные капли пота.

Ричардсон поудобнее устроил свое грузное широкоплечее тело в кресле.

— Ну? — вопросительно произнес он.

— Я достал, что вы просили, — спокойным голосом ответил молодой человек.