На высотах твоих

— Нет, именно в этом! — Щеки Маргарет медленно заливались краской. Ее было трудно вывести из себя, и поэтому ссорились они относительно редко. — Судя по тому, как ты вот только что вел себя с репортерами, не одного только Харви Уоррендера можно обвинить в чрезмерно ранимом самолюбии.

— Что ты имеешь в виду? — все еще зло бросил он.

— Как ты разгневался на этого бедного мистера Томкинса только потому, что он достаточно умен, чтобы не поддаться всей твоей пышной словесной шелухе о справедливости и гуманности! Если хочешь знать, на меня это тоже не произвело впечатления.

Хауден запротестовал:

— Но уж от тебя-то я вправе был ожидать хотя бы какой-то лояльности!

— Не смеши меня! — вспылила Маргарет. — И ради Бога, прекрати выступать — я ведь не на политическом митинге. Я твоя жена, не забыл? И знаю тебя такого, каким никто и не видел. Всем ясно, что случилось. Харви Уоррендер поставил тебя в затруднительное положение…

— В немыслимое положение, — поправил он ее.

— Ладно, пусть будет немыслимое. По каким-то причинам ты считаешь, что должен поддерживать его, но из-за того, что делать это тебе не по душе, ты срываешь злость на всех остальных, включая меня, — на последних словах голос Маргарет пресекся, что для нее было уж совсем необычным.

Наступило молчание. Гул двигателей усилился — самолет готовился к взлету. Потом бетонная полоса за иллюминатором скользнула вниз, лайнер оторвался от земли, быстро набирая высоту. Хауден потянулся и взял Маргарет за руку.

— Ты совершенно права. Я действительно погорячился.

Так кончалось большинство их ссор, в том числе и крупных, а таких в их супружеской жизни было совсем немного. Кто-либо из них неизбежно признавал правоту другого, и они приходили к примирению. Вообще-то Джеймс Хауден сомневался, что на свете могли бы существовать супружеские пары, которые вели совместную жизнь, никогда не омрачаемую ссорами. Если бы таковые и обнаружились, то, несомненно, оказались бы скучными и бездушными людьми.

Маргарет по-прежнему сидела, отвернув голову, но на ласковое пожатие его руки ответила.

Немного помолчав, Джеймс Хауден сказал:

— Откровенно говоря, Уоррендер не так уж и важен. Во всяком случае, для нас с тобой. Мешает некоторым образом, но не более. Все уладится.

— Кажется, я тоже вела себя не очень умно. Может быть, потому, что так мало вижу тебя в последнее время. — Маргарет достала из сумочки батистовый платочек и осторожно промокнула уголки глаз. — Порой я ужасно ревную тебя к политике и чувствую себя при этом абсолютно беспомощной. Иногда даже думаю, что уж лучше бы ты тайком завел себе другую женщину. Тогда бы я по крайней мере знала, как мне с ней тягаться.

— Не надо тебе ни с кем тягаться. И никогда в жизни не надо было. — Произнося эти слова, он вспомнил Милли Фридмэн и вновь ощутил острый укол чувства вины.

Неожиданно Маргарет предложила:

— Если тебе так трудно с Харви Уоррендером, зачем держать его в министерстве по делам иммиграции? Почему бы тебе не поставить его туда, где он был бы безвреден, — в рыбное хозяйство, например?

Джеймс Хауден огорченно вздохнул.

— К сожалению, Харви сам хочет быть министром по делам иммиграции и все еще располагает достаточным влиянием, чтобы с его желаниями считались.

Он не был уверен, что Маргарет действительно поверила его последним словам, но, даже если у нее и возникли какие-то сомнения, она этого не показала.

«Вэнгард» начал поворот на юг, все еще набирая высоту, хотя уже и не так резко. В иллюминаторы били яркие лучи утреннего солнца, под правым крылом раскинулась Оттава, казавшаяся с высоты в три тысячи футов миниатюрной моделью города. Река Оттава сверкала полоской серебра меж заснеженных берегов. На западе близ водопада Шодьере белопенные ручьи, словно растопыренные пальцы, тянулись к зданиям Верховного суда и парламента, с такой высоты выглядевшим совсем крошечными.

Столица исчезла из виду, и под ними открылась просторная равнина. Примерно минут через десять они пересекут реку Святого Лаврентия и окажутся над штатом Нью-Йорк. «Управляемой ракете, — подумал Хауден, — на то, чтобы покрыть такое же расстояние, потребуются не минуты, а какие-то секунды».

Оторвавшись от иллюминатора, Маргарет повернула голову к мужу и спросила:

— Как ты думаешь, вот те люди, там, внизу, имеют хотя бы малейшее представление о том, что творится в правительстве? О политических сделках, об услугах за услуги и всем таком прочем?

На мгновение Джеймс Хауден растерялся. Уже не впервые ему казалось, что Маргарет читает его мысли. Потом он ответил:

— Некоторые, конечно, имеют. Особенно те, что достаточно близки к правительственным кругам. Но большинство людей, по-моему, не знает или просто не хочет знать. А есть и такие, кто ни за что не поверит в такое, даже если представить им документальные доказательства и письменные показания, принесенные под присягой.

Маргарет в задумчивости произнесла:

— А мы всегда столь охотно ругаем американские политические нравы.