На Забайкальском фронте<br />(Документальные повести, очерки)

Оттеснив «противника» от берега, наступающие подразделения пошли дальше. Там проходила главная полоса обороны «противника». Послышались артиллерийские выстрелы, у подножия сопки захлопали взрыв-пакеты, имитируя взрывы. Встретив серьезное сопротивление, пехота залегла и начала окапываться, а танки зашли в молодой лесок, чтобы укрыться от глаз авиационной разведки. Выждав удобную минуту, подполковник Михеев поднял батальон в наступление. В воздух взвилась сигнальная ракета, на холмистое поле боя вслед за танками устремилась пехота. Танкисты взламывали оборону «противника», уничтожали ожившие огневые точки, поддерживали друг друга метким огнем и смелым маневром.

Интересный случай произошел в пади Урулюнгуй. Танки, преодолевая сопротивление «противника», выходили к Лысой сопке. Над полем клубились густые облака серой пыли, от которой разбросанный вокруг кустарник имел уже не зеленый, а, скорее, свинцовый цвет. Участок был удобен для обороны, и «противник» упорно сопротивлялся. Танк сержанта Бойко шел на левом фланге. Уничтожив пулемет «противника», который мешал продвигаться пехоте, он перерезал дорогу и направился к холму, заросшему бурьяном. Правее двигался танк старшего сержанта Козлова, неподалеку стоял посредник с белой повязкой на рукаве.

Урча мотором и лязгая гусеницами, машина сержанта Бойко прошла через ложбину и стала подниматься на косогор: за кустом была замаскирована пушка «противника». Ее не заметили ни Бойко, ни наводчик Пирожков, ни механик-водитель Титовский. Посредник уже хотел вывести «обреченный» танк из строя, но дело вдруг приняло неожиданный оборот. Пушка, не видимая с фронта, хорошо просматривалась с фланга. Оттуда ее сразу заметил старший сержант Козлов и, развернув орудие, расчистил путь соседу. Рука посредника, намеревавшегося взмахнуть белым флажком, застыла на месте.

Михеевцы действовали дерзко, но осмотрительно, быстро, но без рывков и суеты. Наблюдая за танком сержанта Бойко, командир полка — невысокий чернявый полковник — не удержался от похвалы:

— Михеевская закваска! Хоть сейчас на фронт!

…Девять сыновей дальневосточного колхозника Дмитрия Федоровича Михеева сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Трое из них — Михаил, Семен и Петр — доламывали войну на Востоке — пробились с боями сквозь железобетон японских укреплений, перевалили через крутые перевалы гигантского хребта, прошли сотни километров по размытым маньчжурским дорогам. И на Тихом океане свой закончили поход…

И ВИНТОВКА СТАЛА АВТОМАТОМ

В самом начале службы с Ринчином Будаевым произошел такой случай. Пошел он в кино. На экране возникла широкая равнина, какие бывают в долинах Селенги. В окопах притаились бойцы, а с противоположной стороны двигались ровные вражеские цепи. Каппелевцы идут в полный рост. Передовые цепи ускорили шаг и, казалось, вот-вот ринутся в атаку, чтобы смять все живое на своем пути. Потом Ринчин услышал выстрелы из наших окопов, и несколько вражеских солдат упали на землю. А остальные все шли. Разве остановишь их выстрелами? Вот тут-то и заработал Анкин пулемет. Чапаевка с таким ожесточением колотила свинцовым дождем вражеские цепи, что Ринчин не выдержал, захлопал в ладоши и закричал что-то на своем, бурятском языке, да так громко, точно был в это время не в кинозале полкового клуба, а там, в уральской степи, вместе с чапаевцами.

Вернувшись из кино в казарму, Ринчин связал ремнем матрац, рассовал в карманы свои солдатские пожитки и пошел докладывать старшине, что… уходит служить в пулеметную роту.

Ринчин начал объяснять, почему он хочет быть пулеметчиком, стал пересказывать, что увидел в кино. Когда дошел до «психической атаки», весь преобразился, сжал кулаки, приставил их к самому лицу. Руки его при этом дрожали, точно он в самом деле держался за ручки раскаленного пулемета.

Старшина Сахаров был человеком строгим, но тут так расхохотался, что вконец смутил молодого солдата. Потом он перестал смеяться, усадил Будаева перед собой и начал беседовать с ним по душам. Старшина сам был когда-то пулеметчиком и любил свое оружие до самозабвения. Пулеметчиком, считал он, надо родиться. Пулеметчик, по его убеждению, должен иметь особый характер, врожденную сноровку. «Недаром же нас называют лихими, — любил говорить он. — Разве пристанет это определение, скажем, снайперу или артиллерийскому наводчику? Там нужны другие качества». В бурятском пареньке старшина с первых же дней разгадал характер отчаянного пулеметчика. Глаз у него цепкий, руки проворные, сильные, движения точные, ловкие. Из него вполне может выйти отменный пулеметчик. Но разве можно в армии переходить из роты в роту по собственному желанию? Где же этот парень находится — в бурятском поселке или в передовом стрелковом полку?

Старшина терпеливо объяснил молодому солдату, что такое воинская дисциплина и воинский порядок, потом спросил:

— А почему вы хотите быть обязательно пулеметчиком? Разве плохо стать автоматчиком? Автомат тоже грозное оружие.

— Согласен! Отпустите меня в роту автоматчиков, — взмолился Ринчин.