– Дело в том, – объяснял Стас, – что пока нет ни одного прямого доказательства. Записи в ежедневнике не указывают на конкретных людей, имя и первая буква фамилии – это слишком пространно, да может быть, она и не к фамилии относится. А, например, к прозвищам, которые он давал этим людям. Далее – нет указания, что это действительно его дневник. Да, можно провести экспертизу и доказать, что почерк в записях – именно его. Но, в конце концов, ничто не мешает ему сказать, что это просто его выдумка. Заметки к художественному роману, который он хочет написать, например.
– А неверная схема лечения? Он ведь профессионал со стажем и репутацией, не мог так ошибиться, – нервно произнесла жена. Я ободряюще сжал ее ладонь. Она мельком с благодарностью взглянула на меня и вновь перевела взор на Стаса.
– Ну тут разве что халатность можно ему вменить, но не попытку довести пациентку до суицида, – терпеливо ответил Стас. И продолжил:
– Нужно, во-первых, провести подготовительную работу. Я попробую по своим каналам узнать что-то о людях из его окружения с подобными именами и первыми буквами фамилий. Но с пациентами будет трудновато: все-таки у него частная практика, а сведения о клиентах являются врачебной тайной. Но я попробую что-то придумать.
– А что делать мне? Я просто в растерянности, – воскликнула жена.
– Во-первых, не подавать виду, что тебе о нем что-то такое известно. Я бы посоветовал продолжать к нему ходить. Если он действительно избрал тебя в качестве своеобразной жертвы, то может что-то заподозрить, когда перестанешь к нему ходить.
– Слишком дорого выйдет, – хмыкнула жена. Стас понимающе ей кивнул и предложил иной путь:
– Тогда сообщи ему, что тебе необходимо надолго уехать. По рабочим делам, к примеру. И веди себя так, как будто тебе реально нужна его помощь: спрашивай, будет ли он на связи, если что, сможет ли ответить тебе на вопросы. В общем, делай вид, что тебя крайне угнетает ситуация, по которой придется временно прервать визиты.
– Хорошо, я поняла, – согласилась жена. И добавила:
– А специалиста мне придется искать другого.
– Это пожалуйста, но главное не пересекайся пока с этим мутным типом. И еще. У тебя сохранились какие-то рецепты на те медикаменты, что он выписывал?
– Да, – оживилась жена и затараторила:
– Я после крайней встречи как раз начала его подозревать. И стала искать, от чего на самом деле эти таблетки. Узнала – ну и, само собой, не стала покупать. А новый бланк-то он мне уже выдал на встрече.
– Это отлично, рецепты будут доказательством неверно назначенного лечения. В остальном у меня есть пара идей. Если все получится, то нужно будет пойти на довольно рискованный шаг, – заметил Стас. Я немного напрягся и спросил:
– Что ты имеешь в виду? Рискованный для кого?
– Для всего дела, – уклончиво ответил приятель.
– Ну-ка не темни, – попросил я. И Стас сдался:
– Думаю, придется ловить на живца. Признание выбивать.
Люся
Я была опустошена. Мои детские мечты оказались хрупкими, как фарфоровая кукла, и в итоге разбились. Все, чего я хотела, воплотилось в жизнь с массой «но». Однако и этого я в итоге лишилась. Безумие поглотило всю мою семью.
Мать с отцом я давно за близких людей и не считала. Я исправно звонила им по праздникам, поздравляла и дежурно справлялась о здоровье. Они так же дежурно отвечали, и на этом наши беседы заканчивались. Им никогда не был интересен мой муж и моя дочь.
Меня это не сильно огорчало. Жизнь в целом была не так уж и плоха. И порой я даже радовалась, что все ж успела запрыгнуть в уходящий поезд: и муж есть, пусть немного вялый и рассеянный, но все-таки мужчина в доме! Есть ребенок, да, не самый смышленый и красивый, ну да и пусть. Есть крыша над головой. Не нужно больше работать. А что еще надо.
Сначала ушел муж. После его гибели пришлось вернуться на работу и тащить на себе дочь. А теперь вот и дочери нет, ничего больше нет, я совсем одна. Похоронила я ее буквально недавно – девяти дней еще не прошло. После смерти дочери стало совсем пусто. Я бродила по улицам в свободное от работы время (а такого у меня теперь появилось очень много), тупо смотря перед собой. Не понимая, что мне делать теперь, для чего я в принципе жила и живу, куда себя деть.
В одну из таких прогулок, когда я уже была возле своего подъезда и стала копаться в сумке в поисках ключа, ко мне подошел молодой человек самого обычного вида – в джинсах и кожаной куртке. Он окликнул меня:
– Людмила Матвеевна! Можно вас на пару слов?
– А вы кто? – бесстрастно спросила я. В общем-то мне было все равно, но парень вытащил удостоверение и представился. Надо же. Полиция. Я спросила:
– Какие ко мне могут быть вопросы?
– Понимаю, вам может быть тяжело, но это по поводу вашей дочери – серьезно начал парень.
– Так после этого ко мне уже приходили, – вяло ответила я, – дело открывать не стали, самоубийство ведь.