На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

Консистория сразу же отказала Додо в разводе, и Мелхисидеку оставалось только мирить их. Но как он делал это, бесноватый? Мышецкому казалось, что владыка берет жену и мужа — и сталкивает их лбами. Больно ушибленные, они еще больше звереют.

При отправке в степь леса, обещанного поселянам, Сергей Яковлевич случайно нащупал одну язву в делах губернии, а именно — уничтожение последних лесов в северных уездах. Задумав разобраться в этом вопросе, он сначала решил развязаться с Додо и Петей.

— Ближайшие дни я буду очень занят, — сказал он при встрече, — и не смогу уделять вам должного внимания. А потому пригласил вас к себе. Пожалуйста, не топчитесь в передних преосвященного. Этим вы делу не поможете… Додо, скажи, чего ты хочешь?

Сестра, нахохлившись, сидела в кресле.

— Ты же знаешь, — ответила она.

Сергей Яковлевич повернулся к обрюзгшему Попову, в голове которого уже проблескивали ранние седины.

— Петя, а чего домогаетесь вы?

— Вы же знаете, — ответил шурин, — я… люблю! Я и так отказался от многого. Оставьте мне хотя бы право называть себя мужем вашей сестры…

— И вы добьетесь этого. Додо, я призываю тебя к благопристойности… Слушайте! — сказал он. — Слушайте же вы, глупые люди… Я хочу предостеречь вас от ошибок!

Он раскрыл приготовленную к приходу Поповых книжицу:

— Я прочту вам об юридических правах супругов по законам Российской империи… Вот! О прекращении и расторжении браков. Пункт первый: «Брак прекращается сам собою только через смерть одного из супругов…»

И вдруг сестра выбралась из кресла, накинула шаль:

— Ты куда, Додо? — остановил ее Сергей Яковлевич.

— С меня достаточно!

— Сядь, Додо. Я прочту тебе все, чтобы ты поняла, насколько бесполезны твои потуги на развод…

— Нет, — возразила сестра упрямо, — дальше не надо. Прочти только первый…

— Хорошо. — И снова над седеющей головой бедного Пети прозвучали слова о правах супругов Российской империи: «Брак прекращается сам собою только через смерть одного из супругов».

Евдокия Яковлевна решительно направилась к двери.

— С этим я вполне согласна! — заявила она, удаляясь.

Петя закусил толстую губу и тихонько завыл. Сергей Яковлевич шлепнул книгой об стол, сдернул с носа пенсне. «А ну вас всех!» — подумал он.

— Сергей Яковлевич, — затряс головой Петя, — зачем вы так? Ведь Додушка… Теперь я боюсь за нее!

— Вы дурак, Петя, — четко выговорил Мышецкий. — Авдотья умнее вас, и бойтесь за себя… Но, окажите мне милость, не впутывайте более меня в эти дрязги! Прощайте, Петенька…

Итак, главное сейчас — лес.

Вытянув перед собой кулаки, Мышецкий уселся на свой вице-губернаторский трон и с высоты величия стал уличать. Боже, какие только позы не принимала казенная палата, изворачиваясь под уликами! Чиновников корежило так, будто их жарили.

— Прекратите врать, — сказал Мышецкий, — лучший показатель лесного обнищания — рыночная стоимость дров. Еще десять лет назад сажень стоила девять рублей, теперь в Уренске она стоит около сорока, а мужик топит навозом и соломой!

Сергей Яковлевич угрожал, но и сам трусил: точного закона об охране лесов не было. Правило же напоминало дышло: куда повернешь — туда и вышло. Лесохранительный комитет (вор на воре) при казенной палате знал, что угрозы Мышецкого законом не подтверждены.

Мужики с 1861 года сводили леса под корень, выручку быстрехонько пропивали всем миром, а потом сами же плакались, что нечем стало избу подновить. Дворяне — те жили по королевскому принципу: после нас хоть потоп; они — как дикие кочевники: поживут, разворотят все вокруг себя и бросят.

Теперь аукнулось! Мужика, вырубившего колоду для гроба, разоряли вконец сотенным штрафом и пускали с семейством по миру. А помещикам продолжали отпускать право на рубку и расчистку многих десятин леса на песчаных почвах.

По всей Уренской губернии образовались обширные котлованы сыпучих песков, наступавших на засеянные поля…

— Вспомните! — бушевал Мышецкий. — Не вы, так дети ваши еще не раз меня вспомнят. Будет здесь новая Сахара, еще наездитесь на верблюдах!..

С разливом реки дворяне сразу же бросились раздобывать себе деньги. На пристани толклись откупщики и перекупщики, люди тароватые, наезжие, с монетками вместо сердца. Им ровным счетом плевать: будет здесь Сахара или не будет, лишь бы купить подешевле, а продать подороже.

Сергей Яковлевич повесил у себя в кабинете почвенную карту Уренской губернии. Казенная палата могла теперь разрешать вырубку леса только по утверждению вице-губернатора. В некоторых уездах Мышецкий пошел еще дальше и возложил на землевладельцев подсадку лесных пород, укрепление раскорчеванных участков шелюгой и дерном.

Сущев-Ракуса пригляделся к этому делу и предупредил:

— Не сломайте себе шеи, князь! Лес — это деньги. Дворянство сильно обеднело и не позволит щипать себя дальше. Вы местный вице-губернатор, но вы не местный помещик…

— Почему вы это мне говорите, Аристид Карпович?

Жандарм слегка помялся:

— Не хочу пугать вас. Однако… умный вы человек и должны понять. Конкордия-то Ивановна ведь живет лесом!