На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

— Тогда вот что, — распорядилась Конкордия Ивановна. — Постарайся внушить купцам, чтобы они еще шире открыли кредит для вице-губернаторши…

— Зачем? — удивился Паскаль. — По-моему, наоборот. Уж если скандалить, так сразу же!

— Я знаю лучше тебя, — остановила его Монахтина. — Делай, что говорят… Далее: приласкай тех двух немчиков, которые живут в доме князя. Они могут пригодиться. А увидишь Ениколопова, так передай… Скажи ему, что Борисяк…

Осип Донатович вытянул шею, но Монахтина вдруг махнула ручкой:

— Нет, этот вариант мы пока прибережем. Лучше ты шепни Чиколини (он большой олух), что Борисяк имеет какие-то шашни с этим… как его? Бородатый, что приехал в Уренск вместе с вице-губернатором?

— Кобзев, или Криштофович, — подсказал Паскаль.

— Вот именно!

— Но Аристид Карпыч…

— Жандарму — ни звука. Пусть это дойдет до него стороной. А теперь — иди, мне некогда!

Осип Донатович умоляюще посмотрел на женщину, и она капризно протянула ему руку:

— Боже, до чего вы мне надоели… Ну, целуй да иди!

Вслед за Паскалем пришел дворник, держа под мышкой курицу. Мычанием он попросил проверить — сгодится ли? Конкордия Ивановна, засучив рукавчики, прощупала грудку птицы, помяла в пальцах жирный огузок.

Жестами и криком она приказала глухонемому:

— Эту! Неси на кухню… Да крыльцо подмети! Понял?

— М-м-м… м-м-м… — мычал дворник.

— М-м-м, — передразнила в ответ Монахтина. Оставшись одна, Конкордия Ивановна в возбуждении потерла свои ладошки, еще не мытые после сна.

— Миленький ты мой, — сладко потянулась она, — что же ты будешь без меня делать? Ведь пропадешь без меня…

Она подошла к зеркалу, чуть-чуть припудрила правую щеку, на которой спала сегодня. Расправила мизинцами ресницы. Выгнув спину, посмотрела на себя сзади.

— Тра-ля-ля-ля! — пропела женщина и показала язычок. — Какая я все-таки дура…

Эта прекрасная особа ни минуты не оставалась спокойной. Даже когда узнала, что на поездах вводятся тормоза системы Вестингауза, первой мыслью ее было: «А какая мне от этого польза?..»

Неожиданно Монахтина снова вспомнила о записочке преосвященного.

«Надо бы ехать… Но я пуста, как барабан, — верно рассудила она. — А старца следует ошеломлять!..»

— Ну погоди, — сказала она. — Я тебе испеку… Что-нибудь да испеку! Погоди только…

В этот момент вошла горничная и доложила, что ее желает видеть вице-губернатор князь Мышецкий.

— Кто, кто, милочка?

— Я же сказала, барыня, князь Мышецкий.

— Опомнись! — не поверила Конкордия Ивановна.

— Сергей Яковлевич, — повторила горничная равнодушно. Монахтина тихо ойкнула и схватилась за грудь:

— Проси же… будь что будет!

Конкордия Ивановна заметалась по комнате, ничего не понимая. Что означает этот приход? Господи, он уже внизу, а она еще не одета, не причесана…

Но, может, так-то оно и лучше?

Замерла как вкопанная посреди комнаты, погладила себя по бедрам. И вдруг (ага, верно) метнулась к туалету. Быстро-быстро — раз, два, три, четыре — ловко продела в кольца пухлые пальцы. Обмотать голову полотенцем было делом одной секунды.

Так, правильно! Сети были расставлены…

И, на ходу скидывая туфли, женщина кинулась в пуховую ложбинку неприбранной постели. Закинула одеяло, наскоро обнажила плечо и отвернулась к стене.

Теперь все ясно — она… больна!

Раздались осторожные шаги, и тогда Конкордия Ивановна слабо произнесла:

— Ах это вы, князь? Я знала, что вы добрый человек, что вы придете ко мне…

…Надобно иметь немало мужества, чтобы решиться на подобный унизительный шаг. Сергей Яковлевич все тщательно продумал, рассчитал и пришел к выводу, что от лишнего поклона спина его не сломается.

А то, что он застал Конкордию Ивановну в постели, томной и расслабленной, сразу развязало князю язык.

— Весьма досадую, — уверенно начал он, — за то маленькое недоразумение, которое произошло при нашем знакомстве. Смею надеяться, что это маленькое недоразумение не повредит нашей дружбе…

— Не надо, князь, — попросила его Монахтина. — Не надо.

— И вот, — напористо продолжал Мышецкий, — прослышав о вашей болезни, я решил сразу же навестить вас, милая Конкордия Ивановна!

«А ты врунишка, — поймала его женщина. — А мы, оказывается, врем-то оба…»

Уренская Клеопатра легким постаныванием подтвердила, что ей действительно неможется.

— Что с вами? — спросил Сергей Яковлевич и пересел поближе к постели.

— Ах, князь… Такая боль, так душно!

Мышецкий приложил ко лбу женщины свою узкую белую ладонь.

— О! — сказал он, словно удивляясь. — Да у вас, кажется, сильный жар.

— Да, князь. Но ваша рука так прохладна, мне сразу стало легче.

— В таком случае, — любезно предложил Мышецкий, — я готов не снимать ее до тех пор, пока боль не пройдет вовсе…

Только что в этой комнате был один актер — женщина, теперь их было уже двое. Оба комедианта хорошо понимали, что находятся сейчас на подмостках, и честно разыгрывали свои роли.

Глаза женщины сияли:

— Князь… милый князь! — При этом она настойчиво соображала: «Что ему нужно?»

Мышецкий держал свою руку на голове Конкордии Ивановны, а Конкордия Ивановна держала свою руку на руке Мышецкого.

Союз — незримый и опасный — был между ними заключен.