На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

— И вот, — напористо продолжал Мышецкий, — прослышав о вашей болезни, я решил сразу же навестить вас, милая Конкордия Ивановна!

«А ты врунишка, — поймала его женщина. — А мы, оказывается, врем-то оба…»

Уренская Клеопатра легким постаныванием подтвердила, что ей действительно неможется.

— Что с вами? — спросил Сергей Яковлевич и пересел поближе к постели.

— Ах, князь… Такая боль, так душно!

Мышецкий приложил ко лбу женщины свою узкую белую ладонь.

— О! — сказал он, словно удивляясь. — Да у вас, кажется, сильный жар.

— Да, князь. Но ваша рука так прохладна, мне сразу стало легче.

— В таком случае, — любезно предложил Мышецкий, — я готов не снимать ее до тех пор, пока боль не пройдет вовсе…

Только что в этой комнате был один актер — женщина, теперь их было уже двое. Оба комедианта хорошо понимали, что находятся сейчас на подмостках, и честно разыгрывали свои роли.

Глаза женщины сияли:

— Князь… милый князь! — При этом она настойчиво соображала: «Что ему нужно?»

Мышецкий держал свою руку на голове Конкордии Ивановны, а Конкордия Ивановна держала свою руку на руке Мышецкого.

Союз — незримый и опасный — был между ними заключен.

— Ничего, мадам, — утешал Сергей Яковлевич, — сейчас все пройдет…

Впрочем, эти подмостки им скоро надоели, нетерпение Монахтиной было слишком велико (что хорошо понимал Мышецкий), и они оба спустились на грешную землю.

— Река еще не вскрылась, — сказал Сергей Яковлевич, — а первый эшелон уже подходит.

— И вы…

— И я не знаю, что делать!

Конкордия Ивановна скинула со лба полотенце и села в постели среди разбросанных подушек.

— Вам нужно выдержать испытание этой весны, — ответила она так же прямо и честно, и Мышецкий кивнул, соглашаясь. — Дальше вам будет легче, и тогда мы…

Она остановилась, проверяя, как он отнесется к этому рискованному «мы». Но князь не возражал.

— И тогда мы с вами, — закончила Монахтина уверенно, — будем в безопасности!

Мышецкий думал: «Вот, наверное, так она начинала и с моим покойным предшественником».

— Милая Конкордия Ивановна, — заговорил он снова, — я недавно видел, как упал мужик с крыши. Он летел вниз, но напротив моего окна тело его как бы замерло в полете. Я теперь часто вспоминаю этого мужика и… лечу, лечу, лечу! Где-то и я, прежде чем разбиться, остановлюсь на мгновение…

По наморщенному лобику Конкордии Ивановны вице-губернатор понял, что сейчас она усиленно вдумывается в его слова.

— Мне нужна ваша помощь, — заявил он открыто, и лоб женщины просветлел. — Вчера я посетил хлебные магазины…

Он улыбнулся и покрутил пенсне за шнурок, намотанный на палец. Конкордия Ивановна терпеливо выжидала.

— Мне показали запасы зерна, — договорил Мышецкий. — Это не зерно, а — дрянь, мусор. Все перегорело… Они думали, что я ничего не понимаю. Но на это хватило даже моих скромных познаний.

Конкордия Ивановна по-прежнему молчала, и это показалось Сергею Яковлевичу невыгодным в единоборстве с женщиной. Он решил вызвать ее на разговор.

— А вот Мелхисидек… — начал он.

Карий зрачок женщины заметно округлился.

— Мелхисидек, — повторил князь и замолчал. Надо было что-то отвечать.

— Да, — признала Монахтина, — преосвященный дорожит моей дружбой…

Пенсне продолжало кружиться и вспыхивало искоркой. Раз! — Мышецкий перехватил его на лету и плавным жестом поднес к переносице.

— Конкордия Ивановна, — сказал он, — мне известно, что для вас нет ничего невозможного в Уренской губернии…

— Вы мне льстите, князь! Я только слабая женщина.

— В этом-то ваша сила. И — не спорьте…

Ох, как она сейчас наслаждалась — даже затихла вся, собралась под одеялом в сладострастный комочек, а по всему телу ее пробегали какие-то стреляющие токи.

— А что бы вы хотели, князь? — не утерпела она. И тут же получила определенный ответ:

— Весь запас монастырского хлеба!

— Но я…

— Нет, не смеете отказать! — властно остановил ее Мышецкий. — Я знаю, что Мелхисидек скуп и жаден, но в его епархии очень богатые закрома. Мне он откажет, вам — никогда!

— Вы слишком уверены во мне, — растерялась Монахтина.

— Вы не откажете мне, а Мелхисидек не откажет вам!

— Но зачем вам столько хлеба?

— Мне нужен хлеб.

— Уж не собираетесь ли вы…

— Да, собираюсь! Положение в губернии ужасное. Северные уезды уже глодают кору деревьев. Снабжение переселенцев не налажено. Но мне нужен хлеб, — считайте, что лично мне, — чтобы пустить его под яровые… Иначе — мор!

Конкордия Ивановна затихла.

«Решает, сколько содрать с меня?» — подумал Мышецкий.

— Не знаю, — проговорила женщина, — согласится ли его преосвященство. Я попробую, но…

Смотря прямо на нее, Мышецкий диктовал ей свою волю. «Ну же! Что же ты медлишь? — грабь…»

— Но боюсь, что Мелхисидек потребует за это некоторых услуг…

— С вас или с меня?

— Боюсь, что с меня, — призналась хитрунья. Далее было уже не столь трудно.

— В таком случае, — ответил он, — вы вправе требовать услуг от меня…

Кажется, договор состоялся. Он ушел от Монахтиной, всю дорогу раздумывая: не допустил ли какой-либо ошибки?

«Может, — мелькнула мысль, — и мой предшественник начинал вот так же?..»

2