На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

– Прошу! – не растерялся Боря, показав на Севу Загибаева. – Вот и сам Каляев… собственной персоной!

– А я знаю, – сказала Зиночка, – Каляева давно повесили.

– У нас их два, – подмигнул ей Сева. – Один специально для повешения, а второй, это я, на развод оставлен…

Зиночка потянулась к молчавшему Моне Мессершмидту:

– Где-то я вас видела… А вы – кто, сударь?

– Это наш поп Гапон, – сказал Ивасюта. – Прошу любить его и жаловать… Эй, чеаэк! Раздави еще склянку шампуза!

Зиночка ела засохшее пирожное, Ивасюта полой пиджака вытер ей мерзлый апельсинчик, протянул вежливо:

– Герцогиня, его высочество преподносит вашей милости…

Опять полетела пробка – на этот раз в ухо швейцару, стывшему в дверях. Никогда еще не было Зиночке так хорошо! Так весело… Только вот великий князь Ивасюта не подходил к компании: глядел хмуро, челка свисала на потный лоб. А громадный перстень сверкал бриллиантом. И он этим перстнем так и стрелял вокруг себя – в брызги, в искры, в сверкание разноцветных огней…

– Вот так и живем, барышня, – сказал его высочество Ивасюта и, подцепив икры, размазал ее пальцем по хлебу, закусил бутерброд наполовину. Спросил: – А что у вас там в гимназии было?

Зиночка охотно стала рассказывать…

Ивасюта – в ответ – отпустил скабрезную пошлость.

Боря перегнулся, вспыхнув, треснул его по морде. В руке его высочества, сверкнувшей дорогим перстнем, появился браунинг. И сразу хлопнул выстрел. Пуля срезала из люстры хрустальную висюльку. Пошел звон – чистый. Зиночка схватилась за щеки. Отовсюду бежали лакеи, размахивая полотенцами и салфетками.

Ивасюта палил вокруг себя, дикий и яростный.

– И тебя убью, – кричал Боре, – и твою шмару… Выйдем!

Один лакей, самый старый, схватил Зиночку за руку, потащил ее прочь из ресторана. Швейцар быстро подал ей «манто» (кошку драную). Лакей кликнул извозчика, сам же и за дорогу расплатился заранее, – человек, видать, был он чуткий и хороший.

– Эх, барышня, – сказал старый официант. – Пожалейте вы себя. С эдаких-то цветущих лет нешто вам по ресторанам гулять? Да с кем? С бандитами? По ним же давно веревка плачет…

«Разве Боря – бандит?» И всю дорогу Зиночка горько плакала.

Дверь ей открыл сам околоточный надзиратель.

– Снимай пальто, – сказал. – Проходи. Сейчас поговорим….

И привычным жестом, как в родном участке, раздернул на животе ремень. Толстый ремень – полицейский, от казны полученный.

– Бей меня, папочка! Бей меня, родненький! – кричала Зиночка.

Папа-Баламутов лупил ее как сидорову козу. А в глазах непокоренной Зиночки все еще стояли канкан на столе, брызги шампанского и великий князк Сергий Александрович.

«Противный Борька!» – И она заснула. Но ссора в ресторане закончилась плохо…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ениколопов открыл дверь: на пороге стоял бледный Боря Потоцкий – рукав шинели в крови, глаза в тоске и боли.

– Помогите, – сказал, падая внутрь ениколоповского дома.

Лежал на полу, всхлипывая. Сущий младенец!

Вадим Аркадьевич перешагнул через него, как через полено…

Равнодушно – его удивить было трудно.

– Ну, хватит, – сказал эсер. – Будьте мужчиной…

Боря поднялся. Сел, прислонясь к теплой печке:

– Помогите. Кажется, пуля застряла… не вышла.

– Кто? – кратко спросил Ениколопов.

– Ивасюта… из браунинга.

– Значит, – усмехнулся Ениколопов, – без меня лучше ладите?

Боря начал стягивать намокший в крови рукав:

– Вадим Аркадьевич, я истекаю кровью… помогите!

Ениколопов показал пальцами на свой локоть:

– Ерунда! Зажмите вот здесь… видите? И перестанет…

– Но вы хоть посмотрите… – умолял Боря, отчаявшись.

Ениколопов отвернулся от него – встал задом к гимназисту:

– Я лечил, никогда не отказывая, революционеров. Но я еще никогда не лечил и не буду бандитов!

Боря смотрел на затылок создателя партии «безмотивцев». Курчавились там жесткие завитки – Ениколопов теперь отращивал пышные волосы, как театральный рецензент, угодник молоденьких актрис.

– Неправда! – выкрикнул Боря в этот затылок. – Врач не имеет права отказать в помощи. Обещаю, что больше не вернусь к Ивасюте!

– А – куда? – спросил Ениколопов.

– К вам, – тихо ответил Боря, – я тоже не вернусь.

– Тогда… чего вы пришли?

– Мама ведь не выдержит, когда увидит меня в крови…

– А я, – сказал Ениколопов, – я тоже не выдерживаю!

Он сел за стол. Грохнула дверь. Боря ушел.

– Вот так, котята, – сказал Вадим Аркадьевич. – Без меня вам будет плохо. Вам казалось, что я вас обделил? Решили сами добычу дуванить? Ничего, еще прибежите… молочка попить! Из моего блюдечка с красной каемочкой… Ишь вы, расшалились!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Начались странные дела на Руси: приходит в сберкассу старушка, каких много, и забирает из кассы скудные сбережения.

– Только, пожалуйста, прошу золотом, – говорит она, – будьте уж вы, молодой человек, столь любезны к просьбе старухи…

Является в Государственный банк отменный господин.

– Мне золотом, – говорит он.

Выписывают жалованье рабочим на заводе.

– Долой бумажки – гони золотом! – требуют рабочие.