На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

– Ну что тебе надо? Отстань, Борька… Мы же – свои ребята! Мы же – товарищи по одной партии… Уймись, Борька!

– Нет такой партии! – отвечал Боря. – Лучше стреляй, собака, но только не бреши пустыми словами… Ты – враг революции номер два после его величества! Будешь стрелять?

Ивасюта помедлил и выстрелил…

Начальник уренской милиции преследовал его – жестоко и неотступно. Мешал мрак надвигающейся ночи. Боря бил наотмашь, по тени. Мушка револьвера при луне отсверкивала в глазу – мешала целиться. И гремел в упор, выблестывая искрой огня, браунинг Ивасюты.

Или это перстень сверкает на пальце бандита?..

Один раз Ивасюта зарычал, – казалось, нарвался на пулю.

Но – нет: это был рев ярости – у него кончились патроны.

Кончилась и Петуховка, потянуло дыханием окраинной степи.

– Говорю еще раз, – крикнул Боря, – остановись… ты, тип!

– Г…! – донеслось в ответ.

Боря постоял, думая, как бы ответить похлеще, и вспомнил в этот момент Казимира Хоржевского, – загорланил в степь, в мрак…

– Червяк!..

Проваливаясь в снегу, Ивасюта уходил в сторону черневших на горизонте салганов. Выл ветер, и текли холодные звезды.

Временную власть в Тургайском генерал-губернаторстве осуществлял совет высших офицеров округа – люди седые, желчные, неумные, крикливые. Говорить с ними было трудно. Но Сергей Яковлевич блестяще, как граф Витте в Портсмуте, подписал выгодное перемирие. Казарменная бюрократия отступила перед доводами рассудка, образностью поэтической речи и логикой молодого администратора.

– Издали, господа, – убеждал Мышецкий, – все кажется гораздо страшнее. Приезжайте к нам в Уренск, и вы поймете, что введение положения только обострит обстановку. Но никогда не разрешит спорных вопросов… Милиция? Да, милиция создана, оружие выдано под расписку, и об этом доложено лично его величеству государю императору. Совет? Да, Совет существует как таковой, но занимается лишь вопросами порядка и не имеет даже совещательного голоса в управлении губернией. Совет – лишь поветрие нашего времени, и с этим приходится считаться…

Совместными усилиями была выработана декларация:

«Ввиду выяснения истинного положения вещей в Уренской губернии, которая со времени забастовок остается отрезанной со всех сторон от империи, вследствие саботажа и порчи путей сообщения и телеграфа, мы нижепоименованные (следуют имена), признали возможным отложить распространение военного положения на Уренскую губернию, с тем, что уренский господин губернатор, его сиятельство князь Мышецкий, берется поддерживать порядок собственными усилиями…»

С этой бумагой в портфеле Сергей Яковлевич и выехал обратно: цель была достигнута – сверкающий меч «судебных троек», когда не судят, а просто вешают, – пусть этот меч сверкает вдалеке от палестин уренских. «Но сколько можно? – раздумывал Мышецкий дорогою. – Сейчас отложили, но придут завтра… Что делать?»

Положение было воистину хуже губернаторского! Его поразил восторг, с каким уезды его губернии восприняли отмену военного положения. Еще в Запереченске паровоз украсили елками, вдоль вагона губернатора протянули плакат: «Да здравствует свобода и Учредительное собрание!» На остановках, смущенный этим плакатом, Мышецкий старался не высовываться из окна.

«Глупости!» – фыркал он, сбитый с толку, обескураженный…

Напряжение последних дней было столь велико, что, покинув просторы Тургая, князь сразу потянулся к вину. Огурцов был преданнейшим собутыльником, – на подъездах к Уренску губернатор со своим «драбантом» едва стояли на ногах. Беседовали они о думе, конечно. Сергей Яковлевич проснулся уже поздно, плохо соображая, как и когда он очутился в своей спальне. Лакей подал ему умыться, накинул халат на плечи князя:

– Ваше сиятельство, вас желает видеть госпожа Бакшеева.

– Кто?

– Владелица молочного заведения.

– А-а, это Сана!.. – Он вышел к ней в халате, было пасмурно на душе от выпитого в дороге и хотелось выпить еще, чтобы снова заснуть и ни о чем не думать; потому-то приход Саны и казался ему сейчас лишним.

– Сана, – сказал князь, – у вас ко мне дело?

– Да, Сергей Яковлевич, – скорбно ответила женщина.

– Говорите, пожалуйста, милая Сана…

Сана белыми пальцами расправила пуховый платок:

– Скажу… Сначала вот тоже уехать желала. Потом осталась. Из-за вас осталась. Сами вы не ведаете, что творите… Все вас бросят, если уже не бросили, – продолжала женщина. – Вы думаете, я не знаю, что Уренск наш республикой называют, а вас за глаза президентом кличут? Президент есть в Америке, а вы – князь и губернатор, от царя поставленный… Кому нужны вы? Власти? Но в городе теперь Совет – главный. Может, Совету нужны? Так нет: он и без вас хорошо обходится…