На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

– Выноси, паря! – распоряжался Извеков, и работников «Комиссии» выбросили на заснеженный двор. – Кидай теперича…

Схватили за ноги, потащили бросать в колодец.

– Стой! – вовремя удержался Извеков. – Не в колодец кидай, на землю клади с миром. Пущай отойдут на снежку. Сенька, подпали!

Бросили обоих в снег, и снег сразу побагровел. Когда очнулись двое, жарко пылала хибарка – московский филиал «Музея содействия труду». Закопченные пожарные раскатывали по двору черные дымящиеся бревна. Ениколопов встал, долго тер снегом разбитое лицо.

– Пошли, прапор, – сказал. – Коньяком подлечимся…

– На митинг! – кричали пожарные. – Собирай митинг! Вечером на Влахопуловской площади был митинг, каких Уренск еще не видывал. Солдаты подвезли два прожектора, бросили тревожные лучи огня в глухую бездну неба. Светло было и жутковато.

– Товарищи! – объявил Борисяк. – Спешу обрадовать: пожарная команда, этот верный страж города, порывает свои отношения с городской думой, выразив свое желание подчинить себя Совету уренских рабочих депутатов… А это – победа, товарищи!

Чиколини юрко отыскал в толпе брандмайора:

– Василь Иваныч, а ты не угоришь ли с этой революции?

– Я ни при чем: таково, Бруно Иванович, команда решила…

Утром князь Мышецкий принимал депутатов. Иконников-младший (от лица городской думы) сказал ему так – с язвой в голосе:

– Господин губернатор. Ваше сиятельство. Князь! Население губернии, выражая вам свое полное доверие, благодарит вас за ваши труды по водворению в Уренске спокойствия и за отсутствие погромов. Однако общественность поручила мне напомнить вам о том, что свобода личности и охрана частной собственности находятся еще под угрозой злонамеренных лиц – как справа, так и слева…

Потом говорил Казимир – сердито (лицо «злонамеренное»):

– Ежели полиция не может обеспечить в городе порядка, надобно создать милицию из народа! У нас не Одесса, не Киев, не Гомель – мы, уренские, справимся. Но Совет потребует от вас помощи…

– Помощи… в каком виде? – спросил Мышецкий.

– Оружием! – ответил Казимир.

– Это выше моих сил. Я лишь начальник губернии, но не начальник гарнизона. Арсеналы мне не подведомственны.

– Арсенал откроем, – посулили (опять слева).

– Ключи не у меня, – отбоярился князь, улыбаясь…

Потом Мышецкий вызвал к себе Дремлюгу.

– Вы служить собираетесь? – спросил жандарма.

– Служу посильно.

– А надобно – непосильно… В отношении разгрома этой «Комиссии»… скажите, капитан: не замешана ли тут моя сестра?

– Оставьте ее, князь, вы ошибаетесь, направляя свой гнев против Евдокии Яковлевны, которая находится в смирении и трауре…

С ночи началось разоружение городовых. Подходили человека три-четыре, спокойно говорили постовому:

– Обернись, дяденька!

Но кобуры были пусты, одни футляры без оружия. Чиколини был предусмотрителен, на разводах говорил: «Все равно отберут, чует мое сердце. А отвечать перед начальством мне придется. Стойте уж так, от судьбы не уйдешь…»

Пулеметная команда хлопала валенками возле губернского арсенала. Подкрадывались какие-то тени, но из пулемета выпархивал синий язычок огня, долго стучала патронная лента. И всю ночь в Совете шло бурное совещание…

– Я против этой авантюры, – говорил Борисяк. – Придет время, и губернатор вынужден будет сам дать нам оружие. Вот увидите!

Пришел Ениколопов в солидной бекеше, раскрыл бумажник.

Повернулся и ушел. Долго молчали, потрясенные. Галина Корево первой нарушила эту паузу.

– По-моему, – сказала акушерка, – надобно пересмотреть наше отношение к господину Ениколопову.

– Давно пора! – отозвался и прапорщик Беллаш…

Борисяк воспротивился, но его назвали «упрямым быком», и все его натиски были отбиты. Большинством голосов Вадим Аркадьевич Ениколопов прошел в члены Совета рабочих депутатов Уренска.

– Кто против? – спросили.

– Я, – сказал Борисяк, подавленный.

– Один голос ничего не решает. У вас – личная вражда! Еще со старых времен – времен влахопуловских…

Ениколопов, попав в Совет, сразу взял быка за рога.

– Товарищи, – заявил он авторитетно, – что мы видим? Что мы наблюдаем? Это Совет или партия? Партия или Совет? Давайте сразу же разберемся, чтобы потом не путать…

Борисяк разгадал: сейчас Ениколопов начнет взрывать все и вся.

– Ну-ну, – сказал он, – чего остановились? Продолжайте…

– Вопрос сделан, – ответил эсер. – Остается на него ответить!

Борисяк весь сжался – как перед прыжком:

– Совет – первая ячейка будущего временного правительства революции! Это зачаток диктатуры пролетариата. Кто сомневается?

– Я, – сказал Ениколопов. – И строю свой вопрос так: если Совет беспартийный, то пусть все члены его примут программу социализма безоговорочно. А если…

– Принимаем, – ответили члены Совета, как один.

– А тогда, – не смутился Ениколопов, – к чему Совет вообще, если уже существует партия? Мы еще не победили, а уже поставили перед собой чернильницы, начиная обюрокрачиваться!

Конечно, с иезуитом спорить трудно. Ениколопов лукав, как бес: жизнь научила его выкручиваться, и он умеет это делать, черт бы его побрал… Борисяк сорвался с места: