— Не так уж и противно, — отвечал Мышецкий.
— Но вас же могут в Совете арестовать.
— Вас — да, и вы туда не ходите.
— О-о, вы смелый человек, Сергей Яковлевич!
— Нет, вы смелее — вы записались в кадеты.
— Таковы времена! — вздохнул предводитель.
— Времена эти не ко времени, — засмеялся Мышецкий. — И живи я лет сто-двести назад, я был бы уже в сенате.
— А вместо этого, вы — в Совете… Чудеса, чудеса!
В редакционной статье «Уренских губернских ведомостей», обнаглев до крайности, печатали открыто, ничем не стесняясь:
«Преступное бездействие местных властей заставляет недоумевать мирное благонамеренное население, вселяя в него самые тревожные мысли о грядущем, зато придает все более смелости вожакам революционного движения. Так недалеко докатиться и до постыдного варварства республики!..»
Сергей Яковлевич, осердясь, нагрянул в редакцию.
— Я даже не возражаю, — сказал он. — Каждый волен слагать опусы в свою пользу. Но когда Совет будет громить вашу редакцию, то прошу на меня не обижаться — я палец о палец не ударю!
Редактор «Ведомостей» был человек уже немолодой, вида желчного и явный неудачник в семейной жизни: брюки его были неотглажены.
— Я, князь, — ответил он злобно, — не желаю из-за вас на Сахалин попасть. Извините за прямоту, да так уж сказалось!
— Ничего. За прямоту спасибо. А на Сахалин теперь ссылать не будут: там японцы. Сошлют вас, сударь, непременно с повышением — прямо в «Ведомости санкт-петербургского градоначальника»… Там ваш гражданский пафос даром не пропадет!
«Дни свободы» коснулись и гимназистов: они закурили, не боясь педелей, взяли в руки суковатые палки и перестали кланяться своим учителям. Мышецкий поймал однажды двоих на улице:
— Господа, бросьте папиросы! Сейчас же… (Бросили.) И застегнитесь, судари. Закиньте свои дурацкие палки… Что это за вид?
Бобру потом губернатор сказал:
— Передайте от меня директору гимназии, что даю сроку два дня: если безобразия не прекратятся, я мужскую гимназию закрою…
В ответ на это распоряжение под окнами губернаторского дома гимназисты устроили кошачий концерт. Мышецкий, разбуженный среди ночи визгом и мяуканьем, позвонил в казармы «желтых» казаков, и с утра двери гимназии закрылись. Тогда полетели стекла. Гимназия среди зимы осталась без окон — в классы задувал снежный ветер.
Толпа гимназистов, закурив, отправилась к женской гимназии:
— Девочки, бастуйте! Выразим протест царским сатрапам!
Никакого движения. Девочки сидели за партами.
— Вы отсталые особы! — галдели гимназисты, вовсю куря и потрясая дубинами. — Бросьте это глупое занятие алгеброй! Не возбуждайте к себе презрение в массе непросвещенного народа русского!
Девочки хихикали. Тогда гимназисты стали угрожать:
— Ах так? Ну, тогда мы вынуждены пречесь наши знакомства. И мы более не станем раскланиваться с вами на улице…
Последний довод подействовал. Девочкам — много ли надо? Они похватали сумки, надвинули шапочки и — прощай гимназия. Напрасно строгая классная дама раскидывала в дверях сухие длинные руки, взывая:
— Соколова! Как вам не стыдно? Вы же не готовите себя в кухарки?.. А вы, Алябьева? Вы же — дочь полковника…
Девочки забастовали. Рот князя Мышецкого был перекошен от злобы, когда он принял у себя депутацию родителей, смиренно просивших губернатора восстановить занятия в гимназиях.
— Дамы и господа, — сказал Сергей Яковлевич, — я занятия в гимназиях не прекращал. Но прежде чем они начнутся, прошу вас всех, дети коих замешаны в беспорядках, вставить стекла, ибо казна губернии — не бездонна! Предупреждаю также, что, ежели ваши дети будут замечены в курении и оскорблении лиц, удостоенных власти, тогда, дамы и господа, как это ни прискорбно, я гимназию закрою — впредь до особого распоряжения…
Какая-то женщина в черном сиротливо плакала. На следующий день девочки сидели в классах, Но окна мужской гимназии продолжали щербатиться осколками стекол. Прошел только один учебный день, и в женской гимназии стали рваться петарды. Занятия были сорваны. Петарды рвались, как бомбы. «Сильный» пол зажигал «вонючки», бросая их в форточки. Гимназисты «снимали» гимназисток с занятий.
Мышецкий созвонился с полковником Алябьевым:
— Распорядитесь выслать к женской гимназии роту солдат.
— С удовольствием, князь, — живо отозвался Алябьев. Сергей Яковлевич (вместе с Огурцовым) поехал в сторону гимназии. Еще издали он услышал залп. Это его встревожило. Велел гнать лошадей. Стучали копыта, свистели полозья, под шубой было тепло и кисло. Бежали навстречу, бросая палки, гимназисты с лицами, искаженными страхом. «Душегуб! Сатрап!» — кричали они губернатору.
Огурцов сунул руки в рукава пальто, спрятал нос в воротник.
— Это тоже не занятия, князь, — сказал он. — Лучше совсем закрыть. И не открывать, от греха подалее, пусть лодыря гоняют…