На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

Опять полетела пробка — на этот раз в ухо швейцару, стывшему в дверях. Никогда еще не было Зиночке так хорошо! Так весело… Только вот великий князь Ивасюта не подходил к компании: глядел хмуро, челка свисала на потный лоб. А громадный перстень сверкал бриллиантом. И он этим перстнем так и стрелял вокруг себя — в брызги, в искры, в сверкание разноцветных огней…

— Вот так и живем, барышня, — сказал его высочество Ивасюта и, подцепив икры, размазал ее пальцем по хлебу, закусил бутерброд наполовину. Спросил: — А что у вас там в гимназии было?

Зиночка охотно стала рассказывать…

Ивасюта — в ответ — отпустил скабрезную пошлость.

Боря перегнулся, вспыхнув, треснул его по морде. В руке его высочества, сверкнувшей дорогим перстнем, появился браунинг. И сразу хлопнул выстрел. Пуля срезала из люстры хрустальную висюльку. Пошел звон — чистый. Зиночка схватилась за щеки. Отовсюду бежали лакеи, размахивая полотенцами и салфетками.

Ивасюта палил вокруг себя, дикий и яростный.

— И тебя убью, — кричал Боре, — и твою шмару… Выйдем!

Один лакей, самый старый, схватил Зиночку за руку, потащил ее прочь из ресторана. Швейцар быстро подал ей «манто» (кошку драную). Лакей кликнул извозчика, сам же и за дорогу расплатился заранее, — человек, видать, был он чуткий и хороший.

— Эх, барышня, — сказал старый официант. — Пожалейте вы себя. С эдаких-то цветущих лет нешто вам по ресторанам гулять? Да с кем? С бандитами? По ним же давно веревка плачет…

«Разве Боря — бандит?» И всю дорогу Зиночка горько плакала.

Дверь ей открыл сам околоточный надзиратель.

— Снимай пальто, — сказал. — Проходи. Сейчас поговорим…

И привычным жестом, как в родном участке, раздернул на животе ремень. Толстый ремень — полицейский, от казны полученный.

— Бей меня, папочка! Бей меня, родненький! — кричала Зиночка.

Папа-Баламутов лупил ее как Сидорову козу. А в глазах непокоренной Зиночки все еще стояли канкан на столе, брызги шампанского и великий князь Сергий Александрович.

«Противный Борька!» — И она заснула.

Но ссора в ресторане закончилась плохо…

Ениколопов открыл дверь: на пороге стоял бледный Боря Потоцкий — рукав шинели в крови, глаза в тоске и боли.

— Помогите, — сказал, падая внутрь ениколоповского дома. Лежал на полу, всхлипывая. Сущий младенец!

Вадим Аркадьевич перешагнул через него, как через полено…

Равнодушно — его удивить было трудно.

— Ну, хватит, — сказал эсер. — Будьте мужчиной…

Боря поднялся. Сел, прислонясь к теплой печке:

— Помогите. Кажется, пуля застряла… не вышла.

— Кто? — кратко спросил Ениколопов.

— Ивасюта… из браунинга.

— Значит, — усмехнулся Ениколопов, — без меня лучше ладите?

Боря начал стягивать намокший в крови рукав:

— Вадим Аркадьевич, я истекаю кровью… помогите!

Ениколопов показал пальцами на свой локоть:

— Ерунда! Зажмите вот здесь… видите? И перестанет…

— Но вы хоть посмотрите… — умолял Боря, отчаявшись.

Ениколопов отвернулся от него — встал задом к гимназисту:

— Я лечил, никогда не отказывая, революционеров. Но я еще никогда не лечил и не буду бандитов!

Боря смотрел на затылок создателя партии «безмотивцев». Курчавились там жесткие завитки — Ениколопов теперь отращивал пышные волосы, как театральный рецензент, угодник молоденьких актрис.

— Неправда! — выкрикнул Боря в этот затылок. — Врач не имеет права отказать в помощи. Обещаю, что больше не вернусь к Ивасюте!

— А — куда? — спросил Ениколопов.

— К вам, — тихо ответил Боря, — я тоже не вернусь.

— Тогда… чего вы пришли?

— Мама ведь не выдержит, когда увидит меня в крови…

— А я, — сказал Ениколопов, — я тоже не выдерживаю!

Он сел за стол. Грохнула дверь. Боря ушел.

— Вот так, котята, — сказал Вадим Аркадьевич. — Без меня вам будет плохо. Вам казалось, что я вас обделил? Решили сами добычу дуванить? Ничего, еще прибежите… молочка попить! Из моего блюдечка с красной каемочкой… Ишь вы, расшалились!

Начались странные дела на Руси: приходит в сберкассу старушка, каких много, и забирает из кассы скудные сбережения.

— Только, пожалуйста, прошу золотом, — говорит она, — будьте уж вы, молодой человек, столь любезны к просьбе старухи…

Является в Государственный банк отменный господин.

— Мне золотом, — говорит он. Выписывают жалованье рабочим на заводе.

— Долой бумажки — гони золотом! — требуют рабочие.

Приходят чины министерства финансов к домовладельцу.

— Пора, — заявляют они, — пора, сударь, налоги платить.

— Налоги-то? Ну как же, понимаю… Только не дам!

— Товарищи! — выступали ораторы на митингах. — Не признаем никаких займов царизма у Европы; эти займы идут на борьбу с народом. Забирайте свои деньги из банков! Никогда не храните своих денег в сберкассах! Этим вы укрепляете строй самодержавия, и пусть царь обернется перед лицом Европы злостным банкротом…