На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

— Погодите радоваться, князь. Свято место пусто не бывает. Еще такую подсунут… за милую душу!

— Мне не подсунут, — возразил Мышецкий. — Не приму!

— Еще как! Вместе с блюдечком примете, князь…

Впечатление от смерти Мелхисидека было слабое, ибо сама смерть закончилась анекдотом. И, говоря о покойном, каждый невольно строил улыбки — скабрезные и совсем не благочестивые.

Лишь много позднее Сергей Яковлевич узнал, что Конкордия Ивановна не пропала в «нетях». В Петербурге, покрутившись вокруг царской резиденции, она сумела внушить серьезные чувства одному англичанину, обожающему крайности, за которого и вышла замуж. Этот англичанин, прибывший в Россию по торговым делам, владел алмазными копями в Африке, и где-то там, очень далеко от Уренска, Конкордия Ивановна и закончила свою путаную жизнь…

Место ее оставалось свободно, и на все лады трепали обыватели имя Саны Бакшеевой, бывшей кормилицы, как возможной замены на посту «подруги» уренского губернатора.

«Пусть треплют…»

3

— Петя, — сказал Мышецкий, — я устал и не смогу уже заниматься делами с таким рвением, как раньше. На самоходов — плюну: пусть расползаются себе, как клопы. Одно только тревожит меня — детишки как? Эту проклятую мегеру из дома сирот изгнал я. Укатила, мерзавка… А — дети?

Шурин сидел перед князем — сугорбый, отчаявшийся.

— Сергей Яковлевич, а ведь я… пью, — тихо признался.

Князь поставил на стол пустую рюмку:

— Догадываюсь, Петя, что делать?.. Вот был у меня Кобзев, Иван Степанович, говорили мы с ним о пьянстве. Предрек он и мне стезю печальную — пьянственную… Очевидно, мы, русские люди, так устроены, что, страдая, обязаны пить! Пейте и вы, Петя, коли хочется… Этим на Руси никого не удивишь.

Попов поднял на князя бесцветные глазенки:

— А дальше-то как? Мается вся Россия… что будет?

Мышецкий прошелся перед ним, крепко ставя каблуки туфель:

— Мы на пороге великих событий, и каждый россиянин должен способствовать отечеству по мере сил. Вот я и предлагаю, Петя: возьми на себя детишек в приюте. Вроде опекуна… а?

— Да ведь опекунство всегда деньгу тянет, а я ныне не богат, Сергей Яковлевич.

— Перестань! Не деньги твои нужны, а доброта и сердечность. Детишки там замордованы. Ужасно!.. Улыбнись им, просто поговори, как с детьми. Чтобы оттаяли. Я знаю — ты сможешь. Да и воровать не станешь, сам еще приплатишь.

— Воровать — нет. Одна мне честь осталась: не воровать…

Сергей Яковлевич окинул взглядом стеллажи фолиантов.

— Вот! — сказал восхищенно. — Позавидовать можно. Хоть сейчас помри, все едино — ты уже свое отработал для человечества! После тебя, Петя, что-то останется… А вот после нас… эх! А что Додо? — спросил вдруг. — Могла бы и показаться брату…

Додо вскоре показалась — как ни в чем не бывало.

— Сережка, — спросила она, — ты не боишься забастовок?

— Нет, Додо, не боюсь. Ныне забастовками руководит из Москвы центр — Союз союзов, а люди там вполне разумные, вполне здраво рассуждающие и стекол бить понапрасну не станут.

— А — депо? — спросила Додо.

— Депо тоже должно подчиниться Союзу союзов, и вообще, Додушка, если мне кого и бояться, так — прости! — только тебя…

Сестра с блуждающей улыбкой заговорила совсем о другом:

— К тебе заходил генеалог Билибин? И как он тебе показался?

Мышецкий в ответ тоже сказал сестре совсем о другом:

— Думаю, моя милая, будет лучше для нас обоих, если кто-либо, ты или я, покинет Уренскую губернию. Я сделать этого не могу, связанный службой. А ты сделай вывод…

Стремительно вскочив, она обняла его за шею и, разворошив волосы на макушке, поцеловала брата в самое темечко.

— Боже, — заметила вдруг, — Сережка, да ты — лысеешь…

— И немудрено, — тихо ответил Сергей Яковлевич. — Я один, как скала, должен противостоять различным течениям. А моя сестра… моя сестра!.. — Стало обидно, хоть плачь. — Скажи, на кого я могу положиться?

И получил категорический ответ:

— Конечно же — на меня!

— Скорее, — ответил он, — на Дремлюгу: этот «гамзей иваныч» хоть защитит меня от твоих ура-патриотов… Где Атрыганьев?

— Атрыганьев плох. Самый богатый сейчас… не догадаешься!

— Паскаль, — сказал Мышецкий, и Додо поразилась:

— Слушай, Сережка, как ты быстро догадался?

— Но это же так просто: нечисть всегда богатеет исподтишка и вдруг сразу набирает силу. Но пусть этот негодяй не рассчитывает! Ему нужны каторжные колодки, а не кресло предводителя…

— Есть еще Жеребцов! — намекнула Додо.

Сергей Яковлевич сразу разгадал эту хаотичную расстановку сил в Уренской губернии: Паскаль — деньги, Жеребцов — знамя старых идеалов крепостничества. Влияния на дела губернии (через подставных лиц) — вот чего добивается сейчас его сестрица. И с улыбкой разумного превосходства он посмотрел на свою сестру:

— Милая, кого ты предлагаешь? Себя в предводители? Или, может, Ксюшу Жеребцову, урожденную княжну Кейкуатову?

Додо поняла, что ее раскусили, и весело рассмеялась: