На закат от Мангазеи

Он махнул казакам, указав на ближайший к воротам березняк. Четверо из них тут же подскочили к нартам, сняли громоздкое орудие. Десять толстых шестигранных стволов, закованных обручами в три ряда и укрепленные на деревянном лафете. Судя по грубой работе, батарея была чуть ли не самодельной, и оставалось только надеяться, что она сработает как надо.

Еще пара взмахов рукой, и часть казаков выдвинулась на нартах к краю редколесья. Ляпун, худой горбоносый детина, уже колдовал над батареей в березняке, закладывая ядра и подсыпая порох. Вскоре он обернулся и показал воеводе раскрытую ладонь.

— Готово, — сказал Кокарев. — Ну, с богом.

— Стойте! — вскрикнул Макарин и даже вскочил от удивления, указывая на реку.

К берегу рядом с городищем подгребала, убирая парус, узкая длинная лодья. Ее темные борта были разукрашены какими-то полустертыми узорами, а на далеко выступающем носу виднелась грубо вырубленная из дерева фигура птицы с распростертыми крыльями. Вскоре лодка ткнулась в песок, весла убрали, на берег спрыгнули четверо, и пока один привязывал лодку к ближайшему пню, остальные трое быстрым шагом направились к воротам.

— Канасгеты, — сказал Кокарев. — И судя по одежке не из последних.

Только сейчас Макарин обратил внимание на ярко разукрашенные холщовые одеяния. На том, кто шел первым, тускло блестел наборный доспех.

— Это еще кто такие?

— Канасгеты? Да кто их разберет. То ли остяки, то ли вогулы, то ли ни те, ни другие. Живут в городках посередь лесов. Одно время с нами воевали, когда данниками хана Кучума были. Потом ушли к Енисею. Первый раз их здесь встречаю. Далеко забрались.

Разбойник у ворот, завидев гостей, вскочил, потянулся было за прислоненным к стене самострелом, но передумал. Когда они подошли ближе, приветствовал их, как старых знакомых и крикнул кому-то за воротами, чтобы отворяли.

Створки начали тяжело расходиться.

— А вот и наш шанс, — встрепенулся воевода. — Нехорошо конечно еще с одним племенем войну начинать, но ничего не поделать. Кто с разбойниками якшается, почитай, сам разбойник. Ляпун! Пали!

Залп десяти стволов слился в один разрывающий уши грохот, чугунные ядра разметали стоящих у ворот людей, разнесли вдребезги доски, превратив вход в крепость в зияющую дыру. Казаки с воплями ринулись к городищу, лупя шестами ведущих оленей.

— У лодки, у лодки! — крикнул Кокарев. — Снимай, пока не ушел!

Единственный оставшийся на пристани канасгет рубанул по канату, оттолкнулся от берега и сиганул в лодку, как раз вовремя, чтобы спрятаться. Пули выбили щепки из бортов, подняли брызги воды рядом.

— Эх, ушел, — сказал воевода. — Чую, подмогу приведет. Давайте-ка побыстрее закончим с этими ворами.

Оставшиеся казаки, забрав Ляпуна с его батареей, направились к воротам, где уже заканчивалась короткая стычка с выжившими после залпа.

— Дьяк! Поморец! Не отставайте, — обернулся воевода и погнал оленей следом за казаками.

— Ребятишки, — послышался сзади вкрадчивый голос Ириньи. — Может хоть ноги-то мне развяжете? Битва все ж таки.

Шубин кинулся было к ней, но тут же с сомнением глянул на Макарина. Тот махнул рукой, соглашаясь. Мол, ладно, развязывай.

Когда они приблизились к воротам, изнутри раздался дружный радостный вопль, сообщающий всем вокруг, что бой закончен и городище захвачено.

— Молодцы, казачки! — воскликнул Кокарев. — Быстро сработали.

Они проехали под нависающими над головой бревнами воротного проема и оказались на широком внутреннем дворе. Посередине торчал высокий столб с грубо намалеванными рожами языческих демонов. Вокруг столба были вкопаны десяток шестов с уже давно пожелтевшими человеческими черепами. Кокарев машинально перекрестился. Двери выходящих во двор изб были выбиты и оттуда доносился топот сапог и грохот падающей утвари. Казаки искали трофеи.

К воеводе подбежал десятник Конопатый.

— Шестеро всего было, — тихо доложил он. — Одного у ворот вместе с теми тремя гостями уложили. Четверых пришлось прибить. Один остался. Вон он.

Десятник указал на дальний конец двора, где рядом с кузней был установлен длинный дубовый стол с лавками. На столе лежали недоеденные куски оленины и стояла огромная деревянная бадья. Явственно воняло скисшей брагой.

За столом, пошатываясь, сидел здоровенный малый с обветренным лицом. Длинные волосы и борода грязными патлами свисали на холщовую рубаху. Поперек левой щеки тянулся багровый сабельный шрам. Одного уха у него не было, а ноздри были вырваны до кости.

— А, казачки залетные… — молвил он заплетающимся языком. — Псы государевы… Пойло привезли? Последнее допиваем, — он ткнул заскорузлым пальцем в бадью на столе. — Тать без пойла, что конь без стойла. Грузите в подвалы, да сюда подлейте.

— Кто такой? — ледяным тоном осведомился воевода.

Детина попытался сосредоточить покрасневшие глазки, но у него это не получилось.

— Всю заваруху проспал, — тихо сообщил сзади Конопатый. — Только сейчас проснулся.

Воевода шагнул к пропойце и приподнял его бороду острием сабли.

— Я — воевода Мангазейского города Григорий Кокарев. А твоя воровская дыра — захвачена. Хочешь жить — отвечай на вопросы.